на «Кадиллаке» отвезли меня в аэропорт Тусон. По какой-то причине охрана аэропорта распорядилась, чтобы с меня сняли наручники, прежде чем сажать в самолет. В Фениксе у нас была двухчасовая пересадка. Я сидел в пустом самолете с сотрудником охраны аэропорта, пока Бакнер с другим детективом вышли размять ноги. Я прикидывал, не попробовать ли сбежать, но быстро отбросил эту идею. Мне хотелось, чтобы все скорей закончилось. Я все еще не верил, что сяду в тюрьму. Зачем поднимать лишний шум?

На рейсе из Феникса в Портленд Бакнер тоже не стал надевать на меня наручники. Он держался дружелюбно и сказал, что я могу отделаться пятью-десятью годами с учетом характера преступления. Похоже, он поверил в мою ложь о том, что я убил ее в пылу ссоры. Это означало непредумышленное убийство, то есть вторую степень. Приговор на срок от пяти до десяти лет, а выйти можно года через три-четыре, если буду себя хорошо вести.

Я же постоянно думал про свое письмо Брэду. Самое страшное даже не то, что в нем я признавался в серийных убийствах. Но что, если криминалисты сравнят почерк с записками со смайликами и подтвердят мое признание? Я решил позвонить брату при первой же возможности. В детстве мы с Брэдом не очень-то ладили, но я знал, что могу ему доверять. После отца он был самым оборотистым среди Джесперсонов. Однажды одолжил мне пятьдесят тысяч долларов на аренду грузовика, правда, бизнес не пошел. Когда мы были маленькими, он дразнил меня вместе с другими детьми, но вырос неплохим парнем.

Я удивился, когда в международном аэропорту Портленда нас не встретили журналисты. Я думал, это громкое дело, которое привлечет много внимания. Но пресса мной не заинтересовалась. Подумаешь, очередное убийство на почве секса!

Пока мы ехали через Коламбия-ривер до Ванкувера и тюрьмы округа Кларк, я не отрывал взгляда от окна. На трассе никак не мог поверить, что не сижу за рулем какого-нибудь полуприцепа: моего фиолетового «Пита» или того желтого «Фрейтлайнера», на котором мы ездили с отцом. Теперь я был пассажиром, а вел другой человек. Мне это никогда не нравилось. Я отвратительно себя чувствовал – как в тот раз, когда меня подвозил пьяный приятель. Он постоянно вилял, объезжая столбы, и я крепко зажмурил глаза, чтобы не увидеть тот столб, который убьет нас. Сидя в полицейской машине, я снова закрыл глаза, но все равно продолжал ощущать все знакомые выбоины на дороге, по которым проезжал на грузовике тысячи раз. Мне отчаянно хотелось ухватиться за руль.

Водители других машин смотрели на нас так, будто хотели сказать: «Вон едет убийца, мерзкий сукин сын». Я старался сесть так, чтобы они не видели моего лица. Мне казалось, они все обо мне знают.

В окружной тюрьме меня посадили в блок к насильникам, С-1. Я слышал, что пресса меня уже приговорила – но по какому обвинению? Я пытался вспомнить, как в Вашингтоне казнят убийц. На электрическом стуле? В газовой камере? Уэстли Додда повесили. Я подумал: Боже, как они собираются повесить парня ростом два метра?

В конце концов мне разрешили позвонить Брэду. Я сказал ему, чтобы он уничтожил письмо. Его ответ потряс меня настолько, что я сначала решил, что не расслышал. Он повторил: отец заставил его передать письмо в полицию Селы.

Я был поражен. Я подумал, ему важней было остаться в хороших отношениях со своими приятелями-копами, чем спасти жизнь собственного брата. Отец якобы объяснил ему, что он может оказаться в тюрьме за сокрытие улик. Я сказал, что никаких улик бы не осталось, уничтожь он письмо. Я был его старшим братом, спал в одной комнате с ним. Он должен был делать, как я сказал. Интересно, жалел он позже о том, что сделал?

У себя в камере я опять разозлился на себя за то, что попал в такую ситуацию. Меня навестили мой пятнадцатилетний сын Джейсон и моя четырнадцатилетняя дочь Мелисса, но нас разделяло стекло, а телефон плохо работал, так что свидание прошло ужасно. Мы почти не поговорили, потому что охранники увели меня слишком рано.

Когда меня уводили, я плакал. Мне было стыдно, что дети видят меня таким. Я даже не смог сказать Джейсону и Мелиссе, что люблю их. У меня было такое чувство, что я их больше не увижу.

8

Правосудие

1

Отец против сына

С первых дней в тюрьме округа Кларк, штат Вашингтон, где он оказался по обвинению в убийстве своей девушки Джули Уиннингем, Кит Хантер Джесперсон словно пустился в крестовый поход против американской системы правосудия. Впервые в жизни оказавшись в центре общественного внимания, он стремился как можно дольше оставаться в свете софитов, подобно злодеям в немом кино.

Для репортеров он выпустил заявление, где утверждал, что хотел не спасти собственную шкуру, а вернуть свободу двум невиновным жителям Орегона, которые пятый год сидели в тюрьме за убийство Таньи Беннетт.

– Это мой главный приоритет, – заявлял он. – Эти люди уже достаточно настрадались.

Он также выражал недовольство тем, что никто в юридической системе не воспринял всерьез его граффити и письма со смайлами.

Журналисты и психологи в порыве энтузиазма выдвигали все новые версии того, почему он стремится привлечь к себе как можно больше внимания. Его сестра Джилл думала, что ее версия самая простая и точная:

– Киту никогда не доставалось внимания, пока он рос.

Другие подозревали более мрачные мотивы. Пытаясь доказать свое превосходство над представителями власти, Кит повторял привычный паттерн в их взаимоотношениях с отцом. Казалось, ему доставляет удовольствие повтор их давнишнего опыта вождения грузовика: умелый ловкий сын против отца-неофита.

Лесли Сэмюель Джесперсон, столкнувшийся в свои преклонные годы с обвинениями сына в насилии в детстве, смотрел на ситуацию по-другому. С самых первых минут, как он узнал о признании Кита в убийствах, альфа-самец старался найти этому свое объяснение.

«В то утро, когда я все узнал, я совсем не мог думать ясно. Помню, я зашел в кабинет моего сына Брэда поздороваться и поговорить о делах. Он выглядел ужасно – глаза красные, лицо бледное. В последний раз он выглядел так плохо в 1985-м, когда мне пришлось сообщить ему о смерти матери. Он протянул мне листок бумаги.

– Вот, пап, – сказал он. – Прочти.

Он сел за свой стол и спрятал лицо в ладонях. Пока я читал письмо Кита, мне стало ясно почему. Брэд с