Он утешил ее:

— Нет, это выходит само собой.

— Тогда знайте, вчера вы были пьяны в стельку и…

Аронов ее перебил:

— Простите, я пьян был в вашем номере?

Денисия растерялась:

— Нет, с чего вы взяли? Конечно, в своем.

Он удовлетворенно кивнул:

— Продолжайте, я, кажется, вас перебил.

— Спасибо, вы очень любезны, — рассердилась Денисия. —Только не надо прикидываться святым.

И не пытайтесь на меня бросить тень!

— Хотите сказать, на вашу репутацию?

— Вы на что намекаете? — взвизгнула она. — Прекратите своиштучки! Между нами ничего не было!

— Я не говорил, что было.

— Зато намекали. Думаете, я не знаю, куда вы хотели сейчасповернуть?

Аронов философски заметил:

— Почему-то мне вспомнилась сейчас хорошая пословица: «Наворе шапка горит». С чего бы это? Вы не знаете?

Денисия поняла: "Да он нарочно выводит меня, а я, какпоследняя дура, распаляюсь, ему подыгрываю.

Ну так нет же".

Она успокоилась и язвительно поинтересовалась:

— К чему вы помянули про вора? Уж не намекаете ли вы на то,что этой ночью я в номер ваш хитростью пробралась и девственность вашу украла?Коли так, то вы ко мне несправедливы. Этой ночью я спасла вашу честь.

— Каким это образом? — опешил Аронов, мысленно отмечая:«Счет сравнялся: один — один».

Денисия насмешливо пояснила:

— Вы безобразно напились и были абсолютно беспомощны: наногах не стояли, языком не ворочали.

Учитывая вашу неотразимую внешность, могу сказать: вы простонаходка для педика. Их в Париже полно.

Не окажись здесь случайно я, вы могли бы утратить и деньги, ичесть.

«Черт, она меня сделала, — мысленно отметил Аронов. — Счет вее пользу: два — один. Но не будем сдаваться, зайдем на ничью».

— Да хватит вам оправдываться, — с демонстративнымбезразличием отмахнулся он. — Я вас давно простил. Пойдемте лучше пить кофе.Кстати, и завтрак в номер уже принесли.

Денисия заглянула в комнату, где на полу провел ночь Аронов.На столе действительно на подносе дымился кофе, а под стеклянными колпакамистояли тарелки с едой.

— Нет, спасибо, я вами по горло сыта, — ответила Денисия,собираясь уйти.

Аронов дурачливо взмолился:

— Простите, если обидел вас. Каюсь, я свинья.

Что плохого, если мы, соотечественники, вместе позавтракаемв захолустном Париже, раз уж нас нелегкая сюда занесла? Здесь страшнаяскукотища, только вами, барышня, и спасаюсь. Не уходите, пожалуйста. — Он хитропосмотрел на нее и спросил:

— Или вы боитесь остаться с мужчиной наедине? Так знайте, яне насильник.

— Уже знаю, — невозмутимо ответила Денисия.

Он притворно удивился:

— Откуда?

— Вчера вы весь вечер твердили об этом. — Она расхохоталась.— Учитывая ваше жалкое состояние, это выглядело самонадеянно и, простите,смешно.

«Черт! Счет опять не в мою пользу, — мысленно рассердилсяАронов. — Пора прекращать это безнадежное дело. С ней опасно пикироваться, естьриск улечься на обе лопатки».

Он поднял обе руки и воскликнул:

— Я предлагаю мир.

— Хорошо, — согласилась Денисия. — Но как вам верить? Нечтоподобное вы уже предлагали.

Аронов виновато пожал плечами, а она, пытливо взглянув нанего, спросила:

— Вы действительно больше не будете на меня нападать?

Он вытянулся в струну, рапортуя:

— Клянусь всем, что мне дорого!

— А что вам дорого?

— Мама, работа и вы!

Денисия рассердилась:

— А он опять за свое! Ну тогда я пошла!

Аронов проворно схватил ее за руку и, вмиг посерьезнев,сказал:

— Но это правда. Или, по-вашему, мне нужно было солгать?

Она смутилась:

— Не знаю, но больше мне этого не говорите.

— Тогда вы останетесь?

— Тогда я останусь.

— Хорошо, — согласился он, — «этого» больше я вам не скажу.Присядем? Кофе, боюсь, остыл.

Денисия кивнула:

— И присядем, и, раз уж я здесь, а вы трезвы, поговорим оделе.

Аронов с укором заметил:

— Обращаю ваше внимание, на этот раз первая начали вы.

— Что — начала?

— Мне шпильки вставлять, — присаживаясь к столу, пояснил они спросил:

— Вот какая была необходимость нетрезвость мою поминать?

— Никакой, — согласилась Денисия, тоже присев к столу. —Простите меня и давайте поскорей перейдем к делу. Помнится, вчера вы хотели мнечто-то сказать.

— Да, хотел, но куда вы спешите? — небрежно бросил он,тщательно намазывая на кусочек хлеба паштет из гусиной печенки.

— А вы полагаете, я прилетела в Париж позавтракать с вами, —язвительно парировала Денисия, мысленно ужасаясь тому, как этот баловень судьбынежно и трепетно себя обожает.

"Вон с какой любовью готовит себе бутерброд, — подумалаона, — с какой лаской паштет намазывает.

Разве может такой кого-то, кроме себя, любить? Нет, неможет", — решила она.

Аронов нанес последний мазок и.., протянул бутербродДенисии.

— Это мне? — растерялась она.

— Вам. Я терпеть не могу гусиной печенки, зато вы паштет изнее обожаете.

— Откуда вы знаете? — удивилась Денисия.

Она ожидала ответа, но Аронов неожиданно рассердился и снеприязнью сказал:

— Я вам уже признавался в любви. Сколько можно? Теперьдавайте наконец перейдем к нашему общему делу. Ведь нас связывает только оно.

— Давайте, — растерялась Денисия, и он деловито продолжил:

— Докладываю вам, если вы еще сути разведанного не забыли.Что у нас есть? Есть некий «Модекс», который связан с «Трансконтрактом». Чтоизвестно нам про этот «Контракт»?