Дин нахмурился:

– Но Тим-то не расстроился, что ты уезжаешь.

– Почему? Я думаю, он был бы расстроен, узнав, что я собиралась уйти, не сказав ему, – возразила Эвелет.

– Расстроен – это не то слово. Может быть, ты сделала бы ему больно. Почему ты никому не сказала?

– Потому что тогда я не смогла бы уехать.

– Ты действительно знаешь, когда держать свои карты закрытыми.

– Я обещала Тиму, что не буду рассказывать с Энди о нашей жизни. Это мне казалось вполне разумным.

– Когда ты решила уехать?

– Ну, – начала Эвви, – это случилось в один из вечеров, когда он позвонил и сообщил, что собирается принести домой на ужин пиццу, но когда он пришел домой, ее у него не оказалось. Я говорю: «А что случилось с пиццей, которую ты собирался принести?» А он отвечает: «Я не собирался. С чего ты это взяла?» Это было так странно, все выглядело так, будто я сама это придумала. Мне особенно запомнилось, что он сказал, что собирается купить пепперони с грибами, а я не люблю грибы и уже решила, что буду их выковыривать. Вспомнила! Я спросила его: «Почему ты пытаешься выставить меня сумасшедшей, вместо того, чтобы сказать, что забыл купить пиццу на ужин?» А он ответил: «Кого это вообще волнует?»

– Вот прямо так и сказал?

– Он произнес: «Я только что десять часов ухаживал за больными, а ты сидела дома и ничего не делала. Я не твоя служба доставки». Я ушла к себе. До того, как ты поселился в квартире, она была местом, куда я уходила, чтобы убежать от Тима. Итак, я ушла туда, лежу на полу и, конечно, умираю с голоду, потому что я ждала его, а пиццы нет. И я начала думать, что, может быть, мне сбегать взять что-нибудь поесть. Или вообще поехать покататься. Или остаться на ночь в одном хорошем месте в Рокпорте. Просто держаться подальше от дома Тима, посмотреть телевизор, побыть одной. А мужу можно сказать, что поехала в СПА-салон, или наврать, что мне нужно побыть с отцом, потому что разболелось его бедро или что-то в этом роде.

– И ты делала все это?

– Нет. Я вышла, купила пиццу и принесла ее домой в половине одиннадцатого вечера. Грибы и все такое. Спор окончен. Но практически каждый день после этого я возвращалась, ложилась на пол и что-то добавляла к этой истории, которая писалась в моей голове. Я не собиралась этого делать. Это были просто мысли. Что, если бы я осталась в доме на выходные, куда бы я пошла? Хватит ли у меня денег, чтобы съездить в Бостон на неделю? Что мне для этого нужно? Что взяла я бы с собой? На какой срок я могла бы уехать? Я уже не помню, что он мне сказал еще, но однажды ночью, когда я лежала там и слушала, как дребезжит вентилятор на потолке, мне подумалось: «А что, если мне уйти и никогда не вернуться?» И тогда у меня начались эти фантазии о том, куда я поеду, как я буду жить в горах. Я бы купила какой-нибудь маленький домик, а еще хотелось бы иметь собаку и чтобы у меня была работа. В своих фантазиях я превратилась в нового человека, с которым ничего бы не случалось.

– Например, программа защиты свидетелей, раздел «Я вышла замуж за придурка».

– Точно! Это именно то, чего я хотела. И каждый раз, думая о том, что сделает мой отец, если я уйду, или что сделает мой друг Энди, я выбрасывала это из головы. В итоге я думала о том, чтобы приготовить ужин, сделать прическу, покрасить стену так, чтобы никто не сказал мне, что я не знаю, что делаю.

– И что потом?

– Так продолжалось несколько месяцев. Но однажды вечером, когда его не было дома, я взяла колоду игральных карт – иногда я раскладываю сложные пасьянсы с настоящими картами – и положила их в свой рюкзак. И это стало началом сбора вещей. Это было то, что я реально сделала для своего освобождения.

– И ты ни с кем не разговаривала об этом?

– Я чувствовала, что все еще репетирую, чтобы посмотреть, хочу ли сделать это на самом деле. Я понимала, что задохнусь, если ничего не начну делать, но решила, что пока не пойду на это.

– Но потом ты решилась это сделать… сбежать.

– Да, – усмехнулась Эвелет. – По крайней мере, начала собирать вещи в машину. Она мгновение прикрыла глаза рукой: – У меня вроде как была назначена дата отъезда. А потом, за несколько дней до его смерти, я высказал ему, что меня так раздражает. Мы поехали в Бангор, чтобы поужинать с парой знакомых докторов. А когда они спросили, чем я занимаюсь, он ответил: «Она делает меня счастливым».

– Я тогда сказала ему, – продолжила Эвелет, – что они хотели знать, чем я на самом деле занимаюсь. Ты должен был сказать им, что я работаю. Ты должен был сказать им, что я сотрудничаю с журналистами, что у меня есть бизнес и все такое. А он возразил: «Я пытался защитить твои чувства. Я не знал, что ты почувствуешь, если я скажу кучке докторов, что ты работаешь машинисткой в чьем-то проекте книги о деревьях».

У Дина отвисла челюсть.

– Наступил день, и я начала собирать вещи в машину. Может быть, я бы и в самом деле уехала. А может быть, и струсила бы.

– Ты бы уехала, – твердо произнес Дин.

– Надеюсь, что так, – согласилась она. – Но у меня все еще есть планы. Когда мне исполнилось двадцать пять, я думала, что вышла замуж за этого парня, буду счастлива и покончу со всеми трудностями в жизни. А потом я поняла, что соберу все свои вещи, сяду в машину и разведусь. Вернусь к своей девичьей фамилии, найду работу и буду жить в каком-нибудь маленьком домике в горах. Но опять ничего не получилось.

– Ну, эта часть твоего рассказа кажется мне знакомой.

– Теперь я Эвви Дрейк дубль три.

– Ты думаешь, что когда-нибудь вернешь свое имя?

– Я не могу, правда.

– Почему же? – Дин нахмурился.

Она удивленно подняла брови:

– Отказаться от имени мужа, в честь которого названо целое крыло в клинике? Сказать его родителям, что я больше не хочу этого? Я не думаю, что это будет здорово.

– Значит, ты собираешься носить его имя следующие пятьдесят лет, чтобы никто не обиделся?

– Возможно. Я не знаю.

Пальцы Эвви рефлекторно потянулись к карману, в котором лежали ее кольца и выступали бугром на ткани.

– Это только первый день.

– Первый день чего? – не понял Дин.

– Ты же знаешь. Всего нового.

В какой-то из дней июня Эвви настолько увлеклась чтением дневника работницы текстильной фабрики в Массачусетсе, где в 1912 году случилась забастовка, что даже отложила приготовление ужина[195]. Неожиданно она услышала, как, шурша гравием подъездной дорожки, к дому подкатил грузовик Дина. Не закрывая книгу, Эвви подняла взгляд на окно, но на самом деле она ждала, когда услышит поворот ключа в двери. Она очень хорошо знала, сколько времени это займет у Дина, как, наверное, знают время всплытия те, кто уходит под воду. И когда она ничего не услышала, то подошла к окну и выглянула наружу. Дин сидел в грузовике, положив обе руки на руль. Эвви видела, что он сидел почти неподвижно. Она чувствовала себя очень неловко, вторгаясь в его грезы, но время шло. Наконец она вышла за дверь в сухое, теплое начало лета.