Куда до нее Сардику, на которого не клевали дажесреднестатистические женщины!

Со временем, немного попривыкнув к Шурикову флеру, Сардикпонял: ничего бы у них не вышло – даже при самом лучезарном раскладе, а о любвилучше вообще не заикаться. И дело не в том, что Сардик так уж плох, а Шурик –так уж хороша, совсем нет. Дело в том, что Шурик в принципе не можетпринадлежать кому-то одному, пусть и самому выдающемуся, будь он президентТринидада и Тобаго, латиноамериканский диктатор, нобелевский лауреат по физикеили сам Михаэль Шумахер. Шурик – национальное достояние и должна принадлежатьвсем.

Хорошими друзьями – вот кем они стали, если в случае сШуриком можно вообще говорить о друзьях. Шурик – натура увлекающаяся, постояннонаходящаяся в поиске: новых людей, новых идей и впечатлений. Причем глубинаэтих людей, идей и впечатлений – вещь второстепенная, важно само их наличие.Так же важно наличие массовки, призванной оттенять приму, работать на нее.Шурик изредка появлялась в мастерской – и всегда в компании самых экзотическихперсонажей.

– Знаешь, кто это? – громким шепотом заявляла онаСардику. – Джим индеец чероки! Потрясный чел, на прошлый миллениумэмигрировал в Трансильванию! А на будущий собирается на острова Вануату.

Больше всего пройдоха-Джим напомнил Сардику наперсточника сСенного рынка, зато тибетский монах (приведенный Шуриком в следующий раз) былсамым настоящим. И француз-шансонье был настоящим, и два популярных диджея, идва никому не известных гомика. А один (самый-самый настоящий)философ-структуралист задалбывал Сардика своими теориями несколько часов кряду.Хорошо еще, что философ надоел Шурику в рекордные сроки и она турнула его подзад (с благословения и под одобрительные возгласы всех присутствующих).

Позабыв про спутников, Шурик подолгу болтала с Сардиком омногих вещах: на первый взгляд – незначительных. Незначительными ониоказывались и на второй взгляд, и на третий. Просто Шурик… она это умела –осветить необычным внутренним светом любую вещь, любое событие. Она обожаламистификации, географическое вранье, топографические придумки и к тому жесобиралась стать писательницей. Она так и заявила Сардику:

– Пишу роман.

– Здорово, – с энтузиазмом откликнулсяСардик. – Про что?

– Про все. Ты там тоже в наличии. Сделаю из тебяторговца героином.

– А другой вакансии нет?

– Не будь занудой! Торговец героином – почтеннаяпрофессия.

– Я так не думаю…

– Ладно, присовокупим к торговле героином еще исутенерство. Так лучше?

– Сомневаюсь…

– По-моему, это вообще крутняк!..

Сардик только рукой махнул: все равно Шурика не переубедить.

Шурик могла пропасть на полгода, а потом снова появиться исделать вид, что не прошло и суток с тех пор, как они расстались. Сердиться нанее было невозможно: она – Шурик, и этим все сказано. А фотограф Женька, враспоряжении которого были лучшие ноги, лучшие зубы и лучшие грудиСанкт-Петербурга, – так тот и вовсе бредил Шуриком. При первой встрече онне нашел ничего умнее, чем грохнуться перед Шуриком на колени.

– Богиня! – воскликнул он.

– Допустим. – Шурик прищурилась.

– Королева!

– Допустим.

– Прекрасный лотос! Камень драгоценный! Утренняязвезда!..

– Допустим, допустим, допустим.

– Только один снимок, и вы меня осчастливите до концадней!

– Увы. Придется вам до конца дней быть несчастным иумереть в муках. Но пива я с вами выпью.

Сколько бы ни уламывал ее потом Женька, потрясаямногочисленными публикациями, портфолио и дипломами с фотовыставок, Шурик такни разу и не согласилась встать под лучи софитов. И Женька, и Сардик непонимали – почему.

– Мне бы только на час ее заполучить, – скрежеталзубами фотограф. – Я бы озолотился, ей-богу! Все обложки были бы наши… Ине только в этой стране! «Вог», «Элль», «Вэнити Фэа» – они бы меня на частипорвали, приятель!.. В очередь бы встали, аукционные торги бы устроили! Такиелица природа раз в столетие стряпает! Ну объясни, почему Шурик такая сука, а?Жалко ей, что ли?..

У Сардика не было никакого мнения на этот счет, никакогоответа. Разгадывать Шурика – занятие бесперспективное, но просто думать о ней…не как о женщине, нет, – а как о природном явлении… этого Сардику не могзапретить никто. Иногда он пытался представить, какой Шурик станет через пятьлет. А через десять? А в год, когда ей исполнится сорок?

Ничего из подобных мыслей не получалось.

В воображении Сардика Шурик решительно не хотела стареть, итогда он понял: возраст ее не коснется. Ей всегда будет около двадцати. Илидвадцать. Никак не больше, ни надень. И сама Шурик – не что иное, какнастоящее, без всяких глупых примесей прошлого и будущего.

Такое себе вещество. Чистый эфир.

И в нелепой гибели Шурика (если подумать о ней здраво)наблюдалась своя закономерность, опять же – связанная с возрастом. И ссегодняшним днем, который она олицетворяла. И еще с тем, что между словом«совершенство» и именем «Шурик» легко умещался знак равенства.

Так куда, скажите на милость, ей было двигаться? Правильно,только на опасный склон, только в пропасть.

Конечно, размышления о Шурике требовали гораздо болееосновательного, почти научного подхода. И Сардик обязательно бы выработал этотподход, если бы в приказном порядке не запретил себе думать о Шурике.

И вот после полугода небытия, после смерти в горах Шуриквернулась!

Идет (вернее – парит) по противоположной стороне Невского,как ни в чем не бывало, и буддистская косичка при ней.

Сардик сорвался с парапета и ринулся к проезжей части,напрочь забыв, что вполне цивильный пешеходный переход находится в каких-топятидесяти метрах от него. На ходу он успел взглянуть на часы: без десятидвенадцать, он все успеет, абсолютно все! Нагнать Шурика, заключить ее вобъятия, посмеяться над недостоверностью слухов о ее гибели и договориться овстрече с ней в самое ближайшее время, забить стрелу. После чего Сардик спроситу Шурика, куда она направляется, а Шурик отколет что-то вроде иду братьбанковский кредит на имплантацию силикона в сиськи, и они вместе поржут надэтой Шуриковой затеей. Минуты две. А потом он вернется обратно к Дому книги,где его будет ждать женщина, призванная сделать Сардика другим. Иным.

Не похожим на себя прежнего.

Опаздывать нельзя, но он и не опоздает!

Лавируя в потоке машин и шарахаясь от возмущенныхавтомобильных гудков, Сардик вдруг подумал о Гаро. Гаро и его сумасшедшиеистории о Люцерне и префектуре Фукуока обязательно бы понравились Шурику, онабыла бы от них без ума. Она бы не отходила от Гаро ни на шаг, изучая ипрепарируя странного нелегала, вытягивая из него все новые и новые фантастическиеподробности. Шурик – вот кому Гаро слил бы начало истории. И рассказал бы окоте, до сих пор остававшемся в тени времен. Жаль, что у самого Сардика нет взапасе ничего подобного. Да и черт с ними, с байками, все равно его жизньизменится сегодня в полдень. Не может не измениться.