процесс разрядки, который к октябрю 1956 года дал столь многообещающие результаты и который правительство США было намерено развивать и дальше. Генеральная Ассамблея ООН представляла собой идеальную площадку для этой политической игры на качелях, поскольку ее резолюции были далеки от принудительных мер, особенно когда они осуждали сверхдержаву или ее союзников. Поскольку это было хорошо известно в Москве, американцы надеялись, что Советы, которые ранее не проявляли особого беспокойства по поводу международного общественного мнения, не будут серьезно расстроены.

При таких обстоятельствах венгерский вопрос должен был стоять на повестке дня в течение нескольких месяцев, может быть, даже нескольких лет, но уж точно не до начала 1960-х годов. Тем не менее, два важных фактора в международной политике, оба усиливавшие стратегические позиции Советского Союза, направили ООН в другое русло. Один из них, Суэцкий кризис, не был фактическим конфликтом между двумя противоборствующими военными блоками, однако его последствия должны были оказать значительное влияние на отношения сверхдержав в долгосрочной перспективе. Исправление шаткой ситуации на Ближнем Востоке, несмотря на то, что львиная доля участия в этом процессе принадлежала Соединенным Штатам, в конечном итоге неожиданно обернулось в пользу Советов. Большинство африканских и азиатских развивающихся стран, заявивших о своей солидарности с Египтом, также осудили интервенцию в Венгрии, но на самом деле их интересовало, как определенные державы отреагируют на "империалистическую агрессию" Запада против уязвимой развивающейся страны. Тот факт, что Соединенные Штаты впервые в истории западного альянса публично выступили в ООН против Великобритании и Франции, оказал на страны третьего мира гораздо менее значительное влияние, чем советские ракетные угрозы 5 ноября 1956 года, которые были осуществлены с блестящим чувством времени. Как только по реакции американских лидеров стало ясно, что израильско-британско-французская коалиция будет вынуждена отступить из-за США, Советский Союз предпринял самый крупный политический блеф эпохи холодной войны: Премьер-министр Булганин направил телеграммы своим британским и французским коллегам с требованием безотлагательно прекратить огонь, косвенно пригрозив обоим государствам ракетным ударом по Лондону и Парижу в случае их отказа. В то же время в телеграмме, направленной израильскому правительству, содержалась явная ссылка на потенциальную возможность поставить под вопрос само существование Израиля как государства. Эти ракетные угрозы, казалось, говорили о том, что Советский Союз не боится ввязываться в военный конфликт с Западом, когда на карту поставлена свобода государства третьего мира, хотя Москва решилась на отправку этих телеграмм только тогда, когда американское политическое вмешательство уже сделало очевидным, что кризис будет разрешен без лишних слов.

Другим важным фактором, обусловившим длительное пребывание венгерского вопроса в повестке дня ООН, стал запуск спутника Sputnik в октябре 1957 года, который продемонстрировал всему миру, что Советский Союз превзошел США в важнейшей области научно-технического развития. Советский Союз и так демонстрировал свою склонность к мирным отношениям между Востоком и Западом, но это событие повысило его международный престиж до уровня, сравнимого только с популярностью Красной армии во время Второй мировой войны. Эти два фактора - ракетная угроза во время Суэцкого кризиса и запуск Спутника - создали настолько благоприятные условия для усиления своего влияния в Африке и Азии, что Советы не могли не воспользоваться ситуацией. Американское руководство, с другой стороны, было, что вполне понятно, глубоко обеспокоено таким поворотом событий. Как говорилось в главе 3, администрация Эйзенхауэра никогда не рассматривала возможность освобождения стран Восточной и Центральной Европы силой, но она придерживалась общей политики администрации Трумэна по "сдерживанию" расширения коммунистического влияния и несколько раз действовала в этих рамках (например, в Гватемале, на Тайване и в Ливане). Во второй половине 1950-х годов они оказались перед лицом неминуемой опасности, что Советский Союз воспользуется своим новым улучшенным положением и расширит свое влияние мирным путем, используя собственную политику Соединенных Штатов по оказанию экономической и финансовой помощи. Именно поэтому, начиная с 1956 года, основной целью внешней политики США стало сдерживание развития советского влияния в третьем мире и соответствующее увеличение американского присутствия там. Идеальную арену для этого предоставляла Генеральная Ассамблея ООН, и американцы держали венгерский вопрос в повестке дня как средство достижения этой политической цели. Жаркая полемика в Генеральной Ассамблее на протяжении многих лет не должна была заставить Советский Союз изменить свои взгляды - вероятность того, что "ответчик", признав свою вину, выведет свои войска из Венгрии и оставит страну на произвол судьбы, была ничтожно мала. Вместо этого предполагалось убедить "присяжных" - то есть неприсоединившиеся государства - и склонить их к принятию или сохранению западной политической идеологии. Это правдоподобное объяснение того, почему чехословацкая интервенция 1968 года - поскольку она не способствовала бы подобным западным замыслам - так и не стала "чехословацким вопросом" в ООН.

Исходя из официальной и спонтанной реакции общества на Западе на подавление революции и приверженности Генеральной Ассамблеи ООН к венгерскому вопросу, многие могли подумать, что режим Кадара не сможет надолго укрепить свои отношения с Западом. Действительно, каждый год вплоть до 1962 года "венгерский вопрос" включался в повестку дня Генеральной Ассамблеи ООН и обсуждался.⁴ В ходе дебатов и Советский Союз, и правительство Кадара снова и снова осуждались за советское вмешательство в ноябре 1956 года и за последующие репрессии против участников революции.

В то же время все это означало частичную и относительную дипломатическую изоляцию Венгрии, особенно со стороны западных государств. В ноябре 1956 года прием верительных грамот венгерской делегации в ООН был приостановлен, однако страна не была исключена из организации. Более того, ни одна из стран-членов западной альянсовой системы - даже Соединенные Штаты, главный координатор ее мероприятий в ООН, - не разорвала дипломатических отношений с правительством Кадара. Что касается экономических показателей западных стран, то уже к концу 1957 года был восстановлен status quo ante, то есть уровень оборота до октября 1956 года. О своем намерении стабилизировать отношения с Венгрией еще весной 1957 года заявили и англичане - правда, пока, учитывая обстоятельства, только для "внутреннего пользования". Однако такая ситуация, несомненно, означала частичную дипломатическую изоляцию Венгрии, а также препятствовала стремительному развитию политических отношений с западными странами, что явно раздражало Кадара - тем более что он стремился к систематической реабилитации коммунистического режима, начавшейся сразу после ноября 1956 г.⁷ Он пытался создать систему, которая избавилась бы от излишеств сталинского прошлого и эффективно работала, предлагая гораздо лучшие условия жизни для населения - что в теории должно было быть более привлекательным даже с точки зрения Запада. Главная проблема заключалась в том, что режим Кадара хотел реализовать специфически венгерский вариант постсталинской системы одновременно с немыслимо жестокой и широкомасштабной кампанией возмездия после революции,