юношу зачислили ко двору пажом. А через три месяца государыня возвела его в камер-юнкеры. В высшем свете разнеслась сенсация – сменился «ночной император». Плоды пожинал муж Мавры Петр Шувалов. Учредил Беломорскую компанию, захватившую помысел трески и моржового сала, и ее освободили от всех налогов. Стал прибирать к рукам торговлю зерном, кожей. А добыча соли в Архангельске и Коле перешла на имя его жены.

Алексей Разумовский воспринял случившееся философски. Без скандалов, сцен, борьбы. Трезво оценивал, что его тайная жена – еще и императрица. Молча отошел в сторону. Но и для Елизаветы он остался хорошим другом. Сохранил имения и богатства, высокое положение. Государыня по-прежнему наезжала к нему в гости в Аничков дворец, Гостилицы, Горенки, жила там по нескольку дней – только сейчас рядом с ней был Иван Шувалов. А Разумовский так же радушно принимал ее, будто ничего не изменилось. В общем, восторжествовали «современные» для той эпохи (то есть французские) нравы, когда наличие супруга и одновременно фаворита признавалось вполне нормальным. Кстати, и Мавра Шувалова не закатывала сцен ревности, хотя все знали, что фаворитка ее мужа – княгиня Куракина.

В чести у государыни остался и брат бывшего фаворита Кирилл Разумовский. Елизавета возвела его в графское достоинство, ввела в Сенат, женила на своей троюродной сестре Екатерине Нарышкиной, принесшей мужу сказочное приданое (в ее вотчинах трудились 44 тыс. крепостных). Младший Разумовский по-прежнему возглавлял Академию наук, где его доверенный Теплов успел переругаться со всеми профессорами. А в 1750 г. Елизавета исполнила обещание малороссийским старшинам. Им было указано созвать в Глухове традиционную раду и избрать гетмана. Но и кандидатура была известна, Кирилл Разумовский. Проголосовали, конечно же, единогласно. Кирилл принес присягу императрице в Петропавловском соборе, и она торжественно вручила золотую гетманскую булаву, усыпанную драгоценными камнями.

Реформы были не только декоративными. Малороссии возвращалась полная автономия, оттуда выводились 7 расквартированных там армейских полков, отзывались все российские чиновники – управление полностью передавалось местным казачьим начальникам. Сама Малороссия из ведения Сената перешла к Коллегии иностранных дел, как отдельная страна. Но для поддержки ее хозяйства выделялись значительные финансы. Елизавета разрешила восстановить и старую гетманскую столицу Батурин, которую Петр сравнял с землей за измену Мазепы. Разумовский построил там великолепный дворец, сверкавший роскошным убранством. У него появился отряд сердюков – личная охрана. А его указы напоминали царские: «Мы повелеваем…мы заблагорассудили…»

Но заниматься делами он не умел и не желал. Завел себе итальянскую оперу, французский театр. А все административные, хозяйственные вопросы отдал тому же Теплову, который стал еще и родственником, подсуетился жениться на двоюродной сестре гетмана. Хотя и он управлением не утруждался. Принялся грести что можно в собственный карман, прибирать понравившиеся деревни и хутора. Но для казачьих полковников и старшин как раз такой гетман и требовался, чтобы ни в какие дела не лез. Покатились настолько чудовищные злоупотребления, что казачьи полки стали разваливаться – начальники превращали казаков в крепостных, облагали поборами и повинностями. Многие начали разбегаться. В общем, для народа Малороссии гетманство обернулось сущим бедствием.

Что же касается смены фаворитов государыни, то поначалу ей не придавали серьезного значения. Считали Ивана Шувалова лишь временным увлечением, а завтра его место мог снова занять Разумовский или кто-то еще. Именно так чуть было не случилось. Елизавета была страстной театралкой, могла смотреть представления по многу часов. Доводила до изнеможения придворных, требуя вновь и вновь повторить понравившуюся пьесу. Самыми масштабными постановками были французские и итальянские оперы. Их предваряли пышными прологами, где античные «боги» и герои, аллегорические фигуры вроде Радости, Благоденствия восславляли правление императрицы. Действие перемежалось хорами, танцевальными номерами. На сценах Петербурга шли и переводные трагедии, комедии.

Но появился и русский драматург, Александр Сумароков. Он был адъютантом у Алексея Разумовского, при его покровительстве сумел в 1747 г. поставить свою трагедию «Хорев». Отечественный псевдоисторический сюжет был совершенно наивным, откровенно копировал французские классические трагедии. Однако «Хорев» имел бешеный успех. Сумароков взялся писать второй аналогичный сценарий, «Синав и Трувор», другие произведения. Для постановок привлекли воспитанников Шляхетского кадетского корпуса, там образовалась театральная студия.

Елизавета к ней активно подключилась, она же и сама в юности сочиняла, ставила пьесы. Приходила на репетиции, давала советы, подбирала костюмы и наряжала актеров. В 1750 г. ставили очередную трагедию Сумарокова, главную роль исполнял кадет Никита Бекетов. Сперва играл хорошо, но репетиции измотали его, он начал сбиваться и… заснул. Государыню умилила непосредственность юноши. С улыбкой подошла и разглядывала его. Назавтра Бекетов был произведен в сержанты, а потом царица забрала его из корпуса, пожаловала сразу в майоры. Сориентировался Бестужев, что это орудие против Шуваловых. Подсказал Разумовскому, и тот зачислил Бекетова в свои адъютанты.

Вскоре он стал полковником, носил драгоценные кольца, богатые наряды, поселился во дворце. Иван Шувалов вообще покинул Петербург. А летом 1751 г. двор выехал в Петергоф. Бекетов по своим юным увлечениям сочинял стихи и музыку. Решил устроить сюрприз государыне, порадовать собственными произведениями. Собрал группу молодых людей, уводил в парк на спевки. Но на солнце и свежем воздухе у него появились веснушки, и Петр Шувалов с Маврой его подставили. Сокрушались, что государыне нравился его свежий цвет лица, дали от веснушек некие «белила». А от них физиономия покрылась прыщами. Ну а Шуваловы запустили сплетню, что Бекетов нетрадиционной ориентации, с юношами по кустам гуляет и подцепил дурную болезнь. Перепуганная Елизавета уехала прочь, запретив Бекетову следовать за собой. Он от потрясения разболелся. В горячке сказал какие-то «дерзкие слова». Может, и не говорил, но царице донесли, что сказал. Бекетова удалили от двора «за непристойное поведение» – остался просто полковником. И мгновенно возвратился Иван Шувалов.

Он был совсем не похожим ни на Разумовского, ни на собственных братьев. За материальными благами не гнался (они и так сыпались на фаворита). Его влекло высокое искусство, культура – разумеется, французская. Он вообще был поклонником всего французского, стал одним из первых в России «петиметров». Такая мода тоже пришла из Франции, когда кавалеры перенимали чисто дамские ценности: часами занимались завивкой, маникюром, примерками, придирчиво подбирая наряды, аксессуары. Для Елизаветы он стал «родственной душой». Иван Шувалов не лез на первый план, не демонстрировал свое особое положение. Но все знали об этом. И влияние на государыню он приобрел колоссальное, определяя ее мнение по государственным вопросам, в которые Разумовский никогда не вмешивался.

В результате его двоюродный брат Петр Шувалов стал, по сути, неофициальным главой правительства, задавал тон в Сенате – тем более что выделялся там кипучей энергией, деловой хваткой. Даже дома у него работали десятки писцов, канцеляристов, чиновников. Выискивая выгодные проекты, Шувалов сам их продвигал, не пугаясь