химичит с расписанием, проявляет чудеса эквилибристики, используя приемы верхолазов. В итоге запутывается в паутине проволочек, совершая самую большую из возможных ошибок, потому что каждый пункт его плана зависит от предыдущего, каждый крохотный просчет растет со временем как снежный ком, и чем сложнее план, тем больше вероятность быть пойманным на элементарной лжи.

Но что, если преступнику удастся убить жертву так, что полиция не сможет понять, как это произошло? Запертая комната, одинокий труп среди заснеженного поля – да что хотите! Полиция может быть уверена, что преступник – он. Его могут поймать с руками по локоть в крови и кровавыми деньгами в кармане. Если его осмелятся привлечь к суду, судья и присяжные, возможно, не будут иметь ни капли сомнения в его виновности. Однако, если не будет понятно, как он это сделал, его оправдают. Закон не знает сослагательного наклонения, он работает с неопровержимыми доказательствами. И наш преступник в своих расчетах использовал краеугольный камень правовой системы – обоснованное сомнение.

Этот человек не является суперзлодеем в том смысле, какой мы привыкли вкладывать в это слово. Сомневаюсь, что его намерения вообще были преступны. Убийца Вэнса Китинга – всего лишь очень умный человек с богатым воображением, который придумал новый способ избежать наказания и использовал подвернувшуюся возможность. Но стоит какому-нибудь тупоголовому полицейскому случайно натолкнуться на разгадку его трюка, и убийце конец. Конечно, с ним будет покончено, как только станет известно, что у него фальшивое алиби или где спрятано оружие, но он будет по-настоящему разоблачен, связан по рукам и ногам и трижды проклят, когда выяснится, что невозможное убийство вовсе не является таковым. Миссис Джем, я даю вам последний шанс изобличить своего сообщника. Кто убил Китинга и Бартлетта? Вы расскажете? Или это придется сделать мне?

– Я…

– Ладно, – произнес Г. М. изменившимся тоном. – Не хотите – как хотите. Теперь, Мастерс, я выложу голые факты, и ты решишь сам…

– Прошу прощения, – перебила его женщина спокойным, холодным голосом. – Как вы сами сказали, я не такая уж и дура. Вам не удастся запугать меня или заставить обманом сказать то, чего я говорить не хочу. Вам не довести меня до истерики. Но мне известен мой долг, и всякий ложный альтруизм, который, возможно, заставил меня выгораживать убийцу, теперь отброшен. Так знайте: Китинга убил…

Дверь отворилась, и в комнату вошел человек в длинном дождевом плаще. Он двигался так быстро и непринужденно, без всякой суеты и напряжения, что прошел уже половину комнаты, прежде чем они осознали его присутствие. Поллард заметил, что с плаща и шляпы новоприбывшего ручьями стекает вода. Брызги воды полетели во все стороны, как от отряхивающейся собаки, когда он потянулся через стол и схватил обоюдоострый нож.

Собирался ли он использовать его против женщины или против себя, никто не понял. Возможно, он и сам этого не знал. Когда его рука коснулась ножа, Поллард схватил стальной кувшин-головоломку и со всей мочи опустил на его правое запястье вошедшего. Подоспевший Мастерс вцепился в неизвестного с одной стороны, Поллард схватил его с другой, но в применении силы не было необходимости.

Убийца Вэнса Китинга, тяжело дыша, оглядел всех несчастными, недоумевающими глазами, потом взглянул на женщину, которая ответила ему спокойным немигающим взглядом, и горько усмехнулся.

– Ладно. Вы победили, – хрипло проговорил Рональд Гарднер.

Глава двадцатая,

в которой утверждается, что всего не предусмотришь

Воскресным вечером, когда солнце еще не закатилось, но в воздухе уже чувствовалась легкая прохлада, четверо мужчин подъехали к дому номер четыре по Бервик-Террас в «ланчестере» Г. М. Это были сам Г. М., Мастерс, Поллард и Бенджамин Соар, и они выглядели так, словно собрались на совещание. Им пришлось подняться под самую крышу, в маленькую комнату на чердаке, где еще оставалась мебель, хотя скатерть и чайные чашки со стола были давно убраны.

Мастерс сел за стол и разложил бумаги. Поллард с блокнотом остался стоять у стены. Пока Соар беспокойно ходил по комнате, Г. М., не переставая сыпать проклятиями, уселся на диван и, в утешение, раскурил особенно вонючую сигару.

– Хорошо бы вы все перестали мельтешить у меня перед глазами, – ворчливо пробасил он. – Джентльмены, у этого дела есть одна приятная сторона. Она проявляется, так сказать, автоматически. У нас возникает проблема, и вскоре мы ее решаем, у нас появляется другая проблема, за ним опять следует решение – и так все время.

Теперь, скажете вы, осталось выяснить, как и почему Гарднер проделывал все эти трюки с исчезновениями, и можно со спокойной душой закрывать дело.

Ничего подобного. Проблем остается гораздо больше, даже если понимаешь, как работает этот механизм. Взять хотя бы вопрос о мере вины – его не решить с помощью логарифмической линейки. У нас имеются неопровержимые факты: Рональд Гарднер убил Китинга и Бартлетта, он убил их в одиночку, не прибегая ни к чьей помощи, насколько позволял ему сам способ убийства. Вдохновила его на это миссис Дервент. Он совершил преступление не ради денег, он сделал это для нее. И вот в чем проблема: как много было известно этой далеко не глупой леди? Насколько глубоко она сама в этом завязла? Как далеко зашла? И когда эта изобретательная парочка предстанет перед судом, что вы сможете предъявить женщине?

– Мотив не имеет значения, сэр, – перебил его Мастерс, качая головой. – Лучше расскажите нам о механизме.

– Плевать на механизм, – возразил Соар. – Я хочу знать, какой был мотив.

– Поскольку, не считая этих двух моментов, – продолжил Г. М., раздосадованный тем, что его перебили, – путь полностью расчищен, я шаг за шагом проведу вас по всем обстоятельствам дела, используя фрагменты ваших собственных наблюдений и записей Боба, и покажу картину, которая сложилась у меня.

Начну, пожалуй, с признания: до того, как прозвучало заявление Бартлетта, старик блуждал в потемках. Черт возьми, я вообще не мог сообразить, какие из кусочков собранной информации правдивы, пока мне в глаза не бросилось некое вопиющее несоответствие. И я просто ахнул.

Итак, что мы увидели, когда в первый раз прибыли на место? Мы увидели Бервик-Террас – узкую улочку, шириной всего в двадцать ярдов, или шестьдесят футов. С каждой стороны улицы здесь стоит по четыре дома. Они построены в одно время и, не будь заборов, выглядели бы как близнецы. Окна и двери дома, откуда наблюдал Холлис, находятся точно напротив окон и дверей этого дома. Ага. Если бы можно было доказать, что Китинг был убит выстрелами, сделанными с некоторого расстояния (скажем, с шестнадцати