Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На «шоу» сбежалась вся деревня.
Впервые я увидел своих соседей, наблюдающих за нами из окон. Люди смотрели с опаской, чуть ли не выглядывая в пол лица. Я ощутил себя каким-то знаменитым преступником, за которым охотились целую вечность. О котором трубили по всем канал на телевидение, и вот, настал момент истины. Меня выводят на улицу, толкая в спину. Народ ликует, но все бояться посмотреть мне в глаза. А когда я смотрю в их сторону — трусливо отворачиваются.
Увидев приближающуюся процессию, мелкие шкеты отпрянули от лошадей и раскатились по соседним улицам как бильярдные шары. Знакомые кобылки! Одна угольно-чёрного цвета — эта та, что подмяла под себя Амбала. Это та, что догнала меня, а потом по моей просьбе отправилась обратно в лагерь, за помощью для кудрявого. Вторая — рыжая. Это та, что спасла меня. К ней я и попёрся. Она сразу меня узнала, повернула голову в мою сторону и начала ржать. Я хотел протянуть руку и нежно погладить роскошную гриву, но Амбал вышел вперёд и отпихнул меня.
— Чего руки тянешь?
— А разве непонятно? Хотела погладить.
— Себя погладь.
— О, за это можешь не переживать. В любой момент.
Между нами началась борьба взглядов. Я прищурился, Амбал сжал губы. Пот заливал мне лицо, затекал в глаза, но я победил эту слоняру! Услышав раздавшееся позади меня кряхтение, Амбал отвёл голову и кинул взгляд в сторону кудрявого.
— Борис, — торопливо бросил Амбал, — подожди!
Закинув Алеша на седло как пыльный ковёр, толстяк подбежал к своему хозяину. Кудрявый, задрав ногу, вставил ступню в стремя, и… на этом всё закончилось. Держась за рожок (это такой выпирающий рычаг из седла), кудрявый пытался взлететь в седло, но что-то пошло не так. С первого раза ничего не получилось. Лицо искривилось не только от боли, но и от досады. А когда к нему подлетел Амбал и схватил под руку, намереваясь помочь, кудрявый так вообще взорвался в гневе, как осколочная граната.
— Отойди! — рявкнул Борис. — Я сам!
Увидев мою улыбку, он разозлился еще сильнее. Но я оказался тем самым стимулом, благодаря которому он нашёл в себе силы. Сотрясаясь от боли, он оттолкнулся ногой от дороги, подтянул своё тело руками и запрыгнул в седло.
Я захлопал в ладоши.
— Хватит! — закричал Амбал.
Подлетев ко мне, детина хватает меня за локоть и тащит к черному коню.
— Можно нежнее! — возмущаюсь я. — Я — хрупкий цветок в этом жестоком мире.
Ничего не ответив, Амбал подтащил меня к кобыле. Затем схватил за талию, и словно пушинку, поднял в воздух и закинул на седло, усадив позади кудрявого. Ух ты! Вот это компашка у меня сегодня.
Когда все уселись, мы помчались по узким улочкам деревни, громко стуча копытами о каменную дорогу. Попадавшиеся нам на пути люди отпрыгивали в стороны, но глядели нам вслед без злобы. С надеждой. Махали руками, выкрикивая слова благодарности.
Я держался за кожаный пояс кудрявого. Встречный ветер обдувал меня сладковатым мужским потом и закидывал в лицо крохотные крупинки песка. Мне пришлось прислониться к могучей спине и обхватить руками еле-заметное брюшко, проступающее сквозь ощутимые кубики пресса. Так удобнее. Так я точно не выскочу. Когда лошадь входила в поворот, я сжимал руки сильнее, прижимаясь к мужчине плотнее. Я чувствовал как он вздрагивал, испытывая боль, и тут же её маскировал, двигая торсом.
До ворот мы добрались очень быстро. Это вам не пешком ходить. Охранник спрыгнул с кобылы. Быстро раскрыл створки, выпуская нас наружу. Мы выбежали на дорогу. Охранник выбегает следом. Не тормозя, он подбегает к краю дороги и тычет рукой в горизонт, поросший густым лесом.
— Там! — кричит он. — Вон они!
Пробежавшись глазами по зелёной траве, там, вдалеке я увидел два человеческих силуэта.
Мы слезаем с лошадей. Подходим к краю пыльной дороги. Охранник с волнением смотрит на кудрявого. Ждёт команды. Ждёт правильных распоряжений, ибо сегодня он уже ничего не решает. Всё порешают взрослые дяди. Но на замешкавшемся лице паренька отчётливо читается мольба: только без меня.
Ну уж нет. В сторонке тебе не отсидеться.
Кудрявый вскидывает ладонь ко лбу, пряча глаза от палящего солнца. Смотрит вдаль. Щурится. Я последовал его примеру.
Там в поле, в зелёной траве по колено стояли друг напротив друга двое мужчин. Один из них пятился, выставив перед собой копьё. Второй ковылял прямо на него, но на вооружённого мужчину ему было явно похуй. Он просто шёл вперёд, шатаясь и спотыкаясь.
Когда кудрявый хотел обратиться к нашему солдатику, жаркий воздух разорвал жуткий рёв.
— МА-МА… — донеслось с поля.
— Громко, — констатировал Абмал.
— Да, — подтвердил охранник, — если бы он так не орал, возможно, мы бы его и не заметили.
И тут же пожалел о сказанном, увидев разгневанный взгляд Амбала.
Борис притянул к себе парня. Тяжело дыша, приказал ему:
— Зови своего приятеля! Пусть не смеет его тыкать копьём!
Охранник развернулся лицом к полю, сложил бочонком ладони у рта и проорал:
— Колин!
Но его крик тут же стёрся пронзительным воплем:
— МА-МА…
— Колин! Не смей тыкать в него…
— МА-МА…
— Что⁈ — вдруг отозвался Колин, обернувшись к нам лицом.
— Не смей тыкать его… — надрывался охранник.
— МА-МА…
— Прекрати, — кинул кудрявый охраннику. — Беги к нему.
— Ч… что? — парень явно пересрал, услыхав то, чего больше всего боялся.
— БЕГИ! — рявкнул кудрявый, и тут же сжал кулаки от боли. — Спасай друга!
Потоптавшись на месте, охранник попытался изобразить охвативший его гнев, но в ту же секунду его лицо исказилось обидой малолетнего ребёнка. Почти рыдая, он прыгнул в траву и побежал к своему другу, шурша кожаным доспехом, который носил явно незаслуженно.
Пока он бежал, те двое приблизились, и уже можно было рассмотреть того, что истошно звал свою мать. Это был… вроде как мужчина. Кожа сморщенная, зелёного цвета, поэтому возраст определить даже гадалка не сможет. Половину лица, плечо и часть груди скрывал вздутый как праздничный шар серый пузырь. Мне показалось, что мужчина жирный, но приблизившись к нам еще ближе, мне удалось рассмотреть его внимательнее и убедиться, что к его одутловатости жир не имеет никакого отношения. Одежда вся пропиталась гноем, который обильно сочился между складками кожи. Могло показаться, что мужчину одевали силой, натягивая на