— Отпадает! — бомж помотал головой. — Точно, отпадает. Ввоскресенье вечером, часов в двенадцать, на рынок продукты привезли, мясо,рыбу. Мы с Рюриком, с Васькой Куликом и еще там с мужиками это дело сгружали,часов до пяти утра. Так что Рюрик тачку твою не трогал. И никто из наших нетрогал, понял, нет, в натуре? В другом месте вора ищи. А мы люди порядочные,своим трудом зарабатываем.

— Часто?

— Да всю дорогу! Как привозят, так мы разгружаем. Ввоскресенье ночью всегда большой завоз.

— А еще кто-нибудь этим интересовался? — быстро спросиллейтенант.

— В каком смысле?

— Ну, кто-нибудь подходил к вам в воскресенье, спрашивал оРюрике, о Симке?

— Тебе зачем? — старик подозрительно уставился налейтенанта. — Машину твою никто из наших не трогал, точно говорю, в натуре, нуи все. Разговаривать не о чем.

Бомжи чувствовали в нем слабину, и это было противно. Неумел он разговаривать с людьми так, чтобы они трепетали, не умел глядеть«магнетическим» взглядом, прямо в глаза, не моргая. Такие вещи отличнополучались у капитана Краснова. Во всяком случае, капитан считал себя большимспециалистом по психологическому воздействию на подозреваемых. Когда взгляд непомогал, пользовался кулаками, иногда ногами.

Коля вспомнил Краснова, подумал, что именно из-закапитанского профессионального мастерства ему, младшему лейтенанту Телечкину,сейчас приходится вытягивать из бомжей информацию, и попытался прожечь стариканасквозь пристальным взглядом. Смотрел молча несколько секунд, старался неморгать. Старик зевнул, продемонстрировав гигантскую пасть с черными осколкамизубов, и вяло спросил:

— Ты чего, в гляделки решил поиграть, начальник?

— В воскресенье утром Симка устроила здесь концерт, в ларькекрутили музыку, она плясала, — лейтенант тяжело, безнадежно вздохнул, — рядомвертелся тип в черном, со свастикой и черепами.

— Платочек на голове, — отрешенно произнесла женщина, — очкитемные… Курить есть у тебя?

— На, возьми пару штук, — Коля протянул ей пачку, — он васспрашивал о Симке? О чем-нибудь с вами разговаривал?

Женщина дрожащей рукой аккуратно вытянула две сигареты испрятала за пазуху.

— Да мы с такими панками-фашистами ваще не разговариваем,они нас ненавидят, мы их, — рявкнул старик, — зверье они, в натуре, отморозки.Вон, в Сокольниках прошлым летом такие, с черепами, на мотоциклах, цыган мочилиночью, даже младенцев не пожалели, зверье! — старик кричал так, что многиеголовы стали поворачиваться в их сторону. И опять померещились Коле знакомыесветло-карие глаза.

«Нет, я не псих! — жестко сказал себе лейтенант. — У неголицо стандартное, вот он и видится мне на каждом шагу».

— Кончай орать! — скомандовал он старику. — Мы ловим его,понятно? Он опасный преступник, так что, давай, живо, отвечай на вопрос: он свами разговаривал или нет?

Командный тон оказался куда действенней магнетическихвзглядов. Бомжи не испугались, но прониклись к младшему лейтенанту искреннимпочтением.

— Никак нет! — коротко рявкнул старик, видно, вспомнив своюармейскую юность.

Гроза между тем кончилась, толпа повалила на улицу известибюля. Коля попросил у бомжей документы, их, конечно, не оказалось.

«А физиономия у него вовсе не стандартная, просто я егобоюсь, — беспощадно признался себе лейтенант. — Когда человек одет вызывающе, счерепами и свастикой, лицо как бы смазывается».

— Да ты меня всегда найдешь, — сказал старик, — я либо здесьсижу, либо за рынком, на хоздворе. Ноздрю спросишь, тебе каждый покажет, если,конечно, ты это, без формы своей будешь. А в форме — нет. Никто не скажет,только голову заморочат. Среди наших стукачей нет. Понял?

Коля втиснулся в толпу. Почему-то из пяти дверей былаоткрыта только одна, и на выходе образовалась небольшая давка.

«Он просто слышал, как они обсуждали предстоящую ночнуюработу, — размышлял лейтенант, — однако как же он узнал, что Симка живет сРюриком? Тоже услышал? Впрочем, мог запросто обойтись и без этой информации.Пришел, увидел, что она одна дома, и убил. Все. Не надо усложнять».

Оказавшись на свежем воздухе, Коля застыл на миг, размышляя,что еще он может сделать, стоит ли сходить в бомжовский дом, побеседовать ссоседями несчастной парочки, или лучше отправиться к себе домой и ждать звонкаБородина.

Он стоял у перехода через площадь. Вероятно, сломалсясветофор, долго не загорался зеленый, и успела собраться приличная толпа.Машины, проезжая на большой скорости, пускали из-под колес фонтаны грязнойводы, толпа шарахалась назад, наконец зеленый включился, и стадо машин неохотнозамерло, заняв переход. Людям пришлось лавировать между ними, толкая другдруга. Кто-то сильно ударил Колю в спину. Мимо, совсем близко, пробежала полнаямолодая женщина, волоча за руку маленького ребенка. Телечкин тихо чертыхнулся,сделал несколько шагов и вдруг почувствовал странную тупую боль в спине. Ещешаг, и боль стала нарастать с реактивной скоростью, пересохло во рту, площадьзавертелась перед глазами. Сквозь липкий тяжелый туман он увидел, как зажегсяжелтый, машины отчаянно засигналили. Ноги обмякли, в глазах потемнело, он немог понять, удается ли ему идти, передвигаться к безопасному тротуару, или этопросто беспорядочное кружение, движение в никуда.

Коля сделал еще шаг, то ли по земле, то ли по воздуху,почувствовал, что под ногами уже никакой земли нет и он болтается впространстве, в невесомости, как космонавт.

Площадь выла и визжала. Отчаянный скрежет тормозов взорвалсяу него в мозгу, и не осталось ничего, кроме боли, огромной, как вселенная.

Люся встретила доктора Руденко робким вопросом:

— А тетя Лиля за мной придет? Евгения Михайловна присела накраешек койки и провела рукой по светло-желтым свалявшимся волосам.

— Надо голову вымыть и лук втереть, — с легким вздохомпроизнесла Люся и принялась теребить уголок простыни.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо.

— Живот болит?

— Немного. А что такое выкидыш? Доктор Руденко несколькосекунд молча смотрела в светло-карие выпуклые глаза, слишком внимательные,слишком грустные для слабоумного ребенка. На вопрос она отвечать не стала,вместо этого положила перед Люсей коробку шоколадных конфет «Черный бархат»,перевязанную розовой ленточкой.

— Вот, тебе просили передать.

Лицо Люси изменилось необычайно. Она покраснела, потомпобледнела, в глазах засверкали слезы, несколько раз открылся рот, но слов унее не нашлось, только вырвался протяжный вздох.