Отложив учебник, она побродила по огромной пустой квартире,прислушиваясь к тиканью старинных часов, к отдаленному гулу Тверской.

— Как замечательно здесь можно было бы жить, — произнеслаона вслух, стоя перед зеркалом в ванной и разглядывая свою клубничнуюфизиономию, — если бы я родилась в такой вот квартире, наверное, была бы совсемдругим человеком. Я бы с младенчества чувствовала себя важной, нужной,защищенной, я была бы красивей и уверенней в себе. И никогда не случилось бы сомной никакой гадости. Я бы никого, кроме себя, не любила. Я бы вырослаклассической холодной стервой. От таких сходят с ума. Да, я, пожалуй, стала бынастоящей стервой. Митя ни за что не бросил бы меня тогда, потому что ему, каквыяснилось, нравятся исключительно стервы.

Стоило произнести эту последнюю фразу, и сжалось солнечноесплетение. Ксюша включила воду и принялась смывать клубнику с лица. Хрупкоеощущение покоя и счастья треснуло, в душе засвистел черный ледяной сквозняк.Дрожащими руками Ксюша сорвала с вешалки бирюзовое пушистое полотенце,промокнула лицо, приблизила глаза к зеркалу. Когда тебя бросили, собственноелицо может вызвать тошноту.

Ты, думаешь, ты такая красивая? Ну и дура. Ты посмотри насебя: ни кожи, ни рожи.

На минуту ей почудилось, что из зеркала глядит на нее совсемдругое лицо. Прищуренные серо-зеленые глазки, мягкий картофельный нос,усыпанный светлыми крупными веснушками, тонкие, как ниточки, губы, круглыйрыхлый подбородок.

Эта физиономия, влажная и розовая от радостного возбуждения,до сих пор иногда всплывала перед глазами, причем в самые неожиданные моменты.И тут же начинал мучительно звучать в ушах злобный монолог:

«Я тебе честно, от души, хочу сказать всю правду, а то пряможалко на тебя смотреть. Смешно и жалко. Ты ведь на самом деле настоящий урод,погляди на себя внимательно. Рот, как у Буратино, да и нос тоже. Видишь, какойу тебя длинный нос. Ты похожа на недоделанного Буратино. Ручки и ножки, какпалочки, прямо так и хочется переломать. А глаза? Может, тебе кажется, что утебя красивые глаза? Да ты с ума сошла, в твои свиные гляделки только взглянешьи сразу блевать тянет».

Бывшая одноклассница Наташка Трацук заявилась к ней домойспециально, чтобы добить, уничтожить. Для Наташки никакой рациональной пользы вэтом не было, наоборот, ей не стоило ссориться с Ксюшей, она собираласьпоступать в Университет, на юридический, и Ксюшин папа бесплатно занимался сней историей. Она жила в соседнем доме и забегала вечерами, просиларастолковать какую-нибудь сложную для понимания тему. Конечно, ей совершенно нестоило ссориться с Ксюшей. Где еще она могла найти такого лопуха, кандидатанаук, который будет для нее раскладывать по полочкам смутное время, войны,революции, рисовать родословные древа русских царей и ни копейки за это невозьмет? Только родители Ксюши, люди странные, бескорыстные до судороги, былиспособны на такое.

Однако правдолюбие оказалось сильнее здравого смысла.Наташка произносила перед Ксюшей свою вдохновенную тираду, находясь в состояниипочти наркотического кайфа. Ксюша и так погибала, она и без Наташкиных старанийуже знала, что Митя больше ее не любит.

Они с Митей дружили с первого класса. Девочки завидовали,ибо Митя Кольцов считался самым привлекательным мальчиком в классе. Сначалапо-детски дразнили «мальчишницей», шушукались и хихикали за спиной. Она незамечала, ей было интересно с Митей, у нее имелся настоящий друг, о такомдругие только мечтать могут.

Девочки между собой то смертельно ссорились, то мирилисьнавек, с рыданиями и бурным раскаянием. Их мир напоминал крошечное, но сложноеи вполне тоталитарное государство, с частой сменой диктаторов, с заговорами,переворотами, секретными агентами, доносами и даже публичными экзекуциями.Ксюша оставалась в стороне, и если кто-то пытался втянуть ее в общественнуюжизнь, шепча на ушко: «А ты знаешь, что о тебе вчера на труде девчонкиговорили?», она отвечала: «Не знаю и знать не хочу!»

С Митей они жили рядом, в соседних подъездах, вместевозвращались из школы. У обоих родители работали до позднего вечера, и частоони засиживались в гостях друг у друга, вместе делали уроки, смотрелителевизор, иногда просто читали, сидя рядышком на диване. В сложном переходномвозрасте девочки стали тихо сходить с ума. Не все, конечно, но маленькая группаактивисток серьезно влияла на остальных, нормальных.

Активистки измеряли всем девочкам в классе носы, талии,длину ног, объем груди, составляли какие-то таблицы и графики, вычисляли, ктопервая красавица, кто вторая, третья, и так далее. Озабоченность параметрамивнешности постепенно перерастала в массовый психоз. Ксюша оставаласьединственной, не внесенной в конкурсный график. Она не давала себя измерять, иоднажды, в восьмом классе, это было сделано насильно. Именно Наташка Трацук,активистка общественного психоза, хитростью задержала ее в раздевалке послефизкультуры. Кроме Наташки, было еще двое, тоже активистки, началось все сбаловства, с игры. Ксюше с хихиканьем и прибаутками скрутили руки, шарфомзавязали рот и стали сантиметром обмерять, как будто собирались шить платье.Потом холодная стальная линейка была прижата к ее носу, и как будто нечаянноострым углом ей поцарапали до крови кожу под глазом.

Когда все измерения и подсчеты были произведены, Наташкаснисходительно похлопала ее по плечу и сообщила:

— Так я и знала. Пятнашка.

— Что? — отряхиваясь и стараясь придать лицу презрительноевыражение, спросила Ксюша.

— Ты на пятнадцатом месте, — объяснили ей, — а думала,небось, будто самая красивая?

В классе было всего пятнадцать девочек, то есть по ихкретинской таблице она оказывалась на последнем месте.

— Интересно, а кто же на первом? — спросил

Митя, когда она по дороге из школы рассказала ему обо всем.

— Разумеется, Трацук. — А, ну понятно, — засмеялся Митя, —знойная женщина, мечта поэта. В рыболовном магазине червяки продаются, я,пожалуй, куплю грамм сто и насыплю ей за шиворот. — Ни в коем случае! —испугалась Ксюша.

— Почему?

— Потому, что жалко.

— Кого? Эту гиппопотамиху?

— Нет, червяков.

Был конец февраля, пасмурный темный денек, вода по колено.По крышам с грохотом ходили дядьки в оранжевых жилетах, перекликались матом исшибали огромные сосульки. Ксюша и Митя шли страшно медленно, потому чтокорчились от смеха. Они промокли насквозь, замерзли, но все кружили по соседнимдворам, не решаясь идти домой. Сквозь смех они случайно поцеловались, впервыепо-настоящему, в губы, и после этого обоим было страшно оказаться вдвоем укого-нибудь дома, но и расставаться не хотелось.

После десятого класса они собирались поступать в Медицинскуюакадемию. Вместе готовились к экзаменам. Митя поступил, а Ксюша недобралабаллов. Сдав экзамены, Митя поехал с родителями на Кипр. Ксюша осталась вМоскве, у ее родителей не хватало денег на еду.