Господи, это же ария Татьяны из оперы ПетраИльича Чайковского «Евгений Онегин»! С какой стати Майя исполняет ее?

Я взглянула на девочку. Майечка, стоя на одномместе, раскачивалась у микрофона. Ее тоненькая шейка была вытянута до предела,руки закрывали поднятое вверх лицо, ни глаз, ни носа не было видно, рта,впрочем, тоже.

Чем дольше лилась песня, вернее, ария, тембольше меня охватывало восхищение пополам с глубочайшим изумлением. Теперь мнепонятно, отчего Волков мигом ухватился за Майю! Девочка уникально талантлива!Но где она научилась так петь? Конечно, я профан в музыке, но, на мойсовершенно дилетантский взгляд. Майе впору выступать не только в Большомтеатре. Ее с восторгом возьмет «Ла Скала»! Неужели Лариска никогда не слышаласвою дочь? Да быть того не может!

Повисла секундная тишина. Потом зал взорвалсяаплодисментами. Публика засвистела, затопала ногами, застучала руками поподлокотникам кресел…

Я повернулась в Дымову:

– Ну и как?

Желчное лицо Павла сморщилось и стало похожена мордочку старого шимпанзе.

– Отвратительно! Эти слова! Наверное,какая-нибудь Рубальская их наклепала! Она для многих пишет!

– Лариса Рубальская отличный поэт, –сказала я, – ее песни сразу становятся хитами.

– Лучше молчите! Что она для этой девочкинакорябала! Ни рифмы, ни смысла. Про музыку лучше помолчим. Современные, таксказать, композиторы не имеют ни малейшего понятия о гармонии, композиции ипрочих изысках. Что в голову влетело, то и наваяли. А какие деньгизарабатывают! Вон сидит Игорь Роков, шлягерщик, тьфу!

Так он сюда на иномарке прикатил, а я наавтобусе. Вот как в нашей стране все устроено. Умный, тонкий, понимающий музыкучеловек на своих двоих топает, а этот, язык не поворачивается его композиторомназвать, на иномарке! И загородный дом имеет, и квартиру, и…

Дымов задохнулся от душившей его зависти.

– Почему вам не пришлась по душе недавнопрозвучавшая музыка? – едва сдерживая смех, спросила я.

– Чайковского надо слушать! –процедил Дымов. – Выучить наизусть, как я, может, тогда собственноеничтожество понятно станет. Впрочем, я устал вести с вами пустые разговоры, даи не ровня вы мне, деточка, ни по уму, ни по таланту, ни по жизненному опыту!Читайте в пятницу «Новости культуры», вот там я дам беспристрастную,профессиональную, совершенно правильную оценку происходящему! Кстати, вы самиоделись непозволительным образом. В джинсы!

Завершив обличительную речь. Дымов встал ипошел к выходу. Я молча смотрела ему вслед. Ситуация перестала меня веселить.Интересно, сколько высоколобых критиков, призывающих с пеной у рта: «Давайтесоберем все любовные романы, фантастику, детективы и сожжем их вместе савторами на помойке», читали классику?

Кто из ярых ценителей «высокой» литературы насамом деле знаком с Флоренским или на худой конец с Достоевским? Ктонаслаждается, перечитывая на ночь оды Ломоносова? Кто хорошо изучил Гончарова?И кто помнит Вяземского, Баратынского, Одоевского? Какое количество критиковносит в портфеле сборник Гумилева или Хлебникова? Ох, боюсь, правды нам неузнать! Меня терзают смутные подозрения, что наши критики – это неудавшиесярежиссеры, актеры, музыканты и писатели. У самих не получилось создать нечтосвое, вот и топчут из зависти более удачливых и работоспособных. Потому что еслиты состоявшаяся личность, то тебе в голову никогда не придет мысль говоритьгадости о творческих людях, ехидничать по поводу их одежды, количества бывшихмужей и внебрачных детей. Настоящий критик – это педагог, не только оченьделикатно и умело показывающий недостатки, но и объясняющий, как их исправить.«Работать надо лучше», «петь следует вдохновеннее» – это же просто атас!

Такие фразы можно сказать любому! Но где у насмудрые педагоги и где конструктивная, не исходящая желчью критика?

Я встала и увидела в кресле Дымова плоскийсеребряный кругляшок. Очевидно, из кармана критика выпал плеер. Сознавая, чтопоступаю неприлично, я включила его, интересно, что тонкий ценитель слушает длядуши? Моцарта, Вивальди?

Или Баха? А может, Прокофьева?

«Все будет хорошо, все будет хорошо, все будетхорошо, я это знаю, знаю…»

Верка Сердючка, в миру Андрей Данилко!

Сначала я расхохоталась, потом бросила ни вчем не повинный плеер в кресло. Я не имею ничего против Сердючки. Может, высочтете меня дурой, но я люблю, когда обещают: «Все будет хорошо». Просто оченьжаль эстрадных певцов, которые попадают под обстрел таких, как Павел Дымов.Если бы я могла познакомиться с ними, то сказала бы: «Ребята, наплюйте на всех!Посмотрите в зал! Видите поднятые вверх руки? Вы поете для этих людей. Всемпонравиться нельзя. Если доставили радость хоть одному человеку, уже жили незря!»

* * *

Увидав Майю, я воскликнула:

– Ты гений!

– Издеваешься, да? – хмуро спросиладевочка.

– Нет, конечно! Голос у тебя простоволшебный! Но зачем тебе эстрада? Ты сделаешь головокружительную карьеру наоперной сцене!

– Замолчи.

– Почему? Ты необычайно талантлива! Еслисейчас, даже не выучившись, ты так поешь, то что же будет, когда окончишьконсерваторию?

– Урод! – затопала ногамиМайя. – Кретин!

Чмо!

– Кто? – вздрогнула я.

– Ты ничего не поняла?

– Нет!

– Я бедная! Нищая! Вот что случается слюдьми, которым не хотят помогать.

– Ты о чем?

– У меня нет своего звукооператора! Яодна-одинешенька пробиться пытаюсь, – накинулась на меня Майя, – оттебя помощи никакой! Вообще! Спасибо фотки сделать помогла! Принесла я сейчас вклуб «фанеру», Сара пообещала, что их работник ее поставит, а что вышло?

– Не понимаю тебя, извини!

– Вчера в «Кото» был юбилей какой-тостарперши, – взвилась Майя, – она велела классику гонять, ну иперепутал сегодня местный недоумок диски! Поняла? Не мое он поставил! Врубиласьтеперь? Это прима из Большого пела! Она-то уже выучилась и в Италиистажировалась! Я чуть не свалилась, когда звук пошел, хорошо, сообразила мордувверх задрать и лицо прикрыть! Стою, качаюсь, и только одного боюсь: сейчасэтот придурок спохватится и поменяет диски! Слава богу, он полный профан! И непонял, что к чему!

Я молча смотрела на бушующую Майю.Действительно, хорошо, что звукооператор ничего не смыслит в опере. Впрочем,публику, состоявшую из школьников, тоже обвели вокруг пальца, не заподозрилничего неладного и «музыковед» Дымов.