– Поняла, – ответила Люба, едва шевелянепослушными губами.

Она не могла поверить в то, что услышала. Значит, они сРодиком не были ни в чем виноваты перед семьей Ревенко. И все их угрызениясовести были напрасными. И можно было не заботиться о Татьяне Федоровне и еевнучке, не тратить на них деньги, время и душевные силы, не мучиться непреходящимчувством вины. Можно было не считать копейки и не отказывать себе в самомнеобходимом, оплачивая репетиторов для Ларисы и покупая ей одежду. Можно былопоследние восемнадцать лет прожить совершенно иначе, легче, спокойнее,благополучнее.

Любе понадобилось минут двадцать, чтобы прийти в себя инайти в себе силы поговорить врачом. Эти двадцать минут она провела вбольничном коридоре, сидя на обтянутой дерматином скамейке. Дерматин внескольких местах прорвался и свисал лоскутами, обнажая грязно-белую изнанку.

– Речь идет о днях, – произнесла врач, неотрываясь от медицинской карты, в которую она что-то записывала. –Готовьтесь к худшему. Прогноз неблагоприятный.

И столько спокойствия и усталости было в этих словах, чтоЛюба сразу поверила: всё. Ее даже не покоробило безразличие, с которым врачпроизнесла свой вердикт. Врачам не безразлично, что происходит с больным.Просто они привыкли ко всему. И очень устали.

Она вернулась на работу и до самого вечера боролась сискушением немедленно поговорить с Родиславом. И останавливала себя: не нужно,это выбьет его из колеи до конца дня, а ему надо сохранять спокойствие и яснуюголову для проведения встреч и переговоров. После дефолта холдинг Бегорскогопокачнулся, но устоял благодаря принятым заранее мерам и разработанной наслучай кризиса стратегии. Правда, сильно пострадали многие контрагенты компании– торговые предприятия и оптовые фирмы, закупавшие продукты и оборудование уБегорского, так что оборот резко упал, но не остановился окончательно. В ходпошел подготовленный и заблаговременно обеспеченный сырьем и технологией проектпо изготовлению дешевых продуктов в маленьких упаковках. Цена единицы товара,таким образом, становилась совсем небольшой и не отпугивала покупателей, авкусовые качества оставались такими же высокими, как раньше. Новый продуктпошел хорошо, и Бегорский высоко оценил эту Любину идею. В целом деятельностькомпании была не такой бурной, как раньше, но зато служебных забот у Родиславаприбавилось: Бегорский любил работать, как он сам выражался, «на перспективу».Кризис не будет длиться вечно, рано или поздно экономика начнет сноваподниматься, предпринимательская деятельность оживет, и к этому моменту надоподойти с проработанными решениями и достигнутыми договоренностями. Земля,фермерские хозяйства, собственный парк фур – рефрижераторов для доставкипродукции, новые мясоперерабатывающие предприятия – все это входило вдалекоидущие планы Андрея Бегорского. И всем этим должен был активно заниматьсяРодислав Романов, вплоть до поиска компромата на партнеров по переговорам.Андрей любил ко всему готовиться основательно, в том числе и к тому, чтопартнер может оказаться несговорчивым и неуступчивым.

Понимая это, Люба не рискнула затевать с Родиславом такойважный разговор в рабочее время. Вернуться он в тот день собирался поздно,около одиннадцати. Узнав, что муж ужинает в ресторане с каким-то важным гостемиз Перми, Люба испытала одновременно облегчение и сожаление. Хорошо, что онасможет поесть дома одна – Леля в театре, и никто не увидит, какой пареной ивареной протертой едой она себя кормит. Но плохо, что Родик приедет изресторана. Наверняка ему придется выпить, и, возможно, немало. Разве можнотакой серьезный разговор вести на нетрезвую голову? Что же делать? Отложить дозавтра? Или все-таки поговорить? К десяти вечера решение оформилосьокончательно: в каком бы виде муж ни пришел, она скажет ему про признаниеГеннадия. Пусть уже сегодня он впервые за многие годы уснет без чувства вины.

К счастью, Родислав вернулся совсем трезвым – его важныйгость оказался яростным поборником здорового образа жизни и не пил ничего,кроме минеральной воды и зеленого чая. Родиславу пришлось соответствовать.

– Так что же, выходит, все наши мучения былинапрасными? – растерянно спросил он, выслушав Любу.

– Родинька…

– И денег сколько мы вколотили в эту семейку, –продолжал он, не слыша ее. – И Татьяну терпели, сцепив зубы. И с пьянымГенкой возились. А ведь можно было прожить без всего этого. Представляешь,сколько сил и здоровья мы сэкономили бы! У нас Лелька без фруктов оставалась,зато у Ларисы были репетиторы. Ну и что толку со всего этого? Все равно оначертежницей работает, учиться в институте не стала. Нет, ну это ж надо! Стольколет мучиться, а оказывается, это он убил жену. И все было правильно. И не былоникакого убийцы, который благодаря мне ушел от ответственности. Тот человек налестнице был всего лишь незадачливым любовником, которого муж застал со своейженой и с позором выгнал. Боже мой, Люба, а мы с тобой так переживали, такугрызались своей виной! Мы же себя извели этими мыслями!

Люба не могла понять, радуется Родислав или сердится. Лицо унего было злым и напряженным, голос звенел от негодования. Но если он сердится,то на кого? Неужели на Геннадия? Глупо. Уж он-то тут совсем ни при чем, он непросил их помогать его семье, пока он отбывает срок. «На себя, – понялаЛюба. – Родик злится на себя, потому что это он в ту ночь возвращался отЛизы и видел человека на лестнице, это он побоялся признаться, что не ночевалдома. Я, конечно, тоже боялась, что все узнают о его измене и нашем договоре,но он же первым начал, он первым завел любовницу и изменил. Моя измена былалишь ответом на его неверность, на то, что он ко мне охладел. Похоже, я пытаюсьсебя оправдать. Я тоже виновата, и не меньше, чем Родик. А может быть, ибольше, потому что договор предложила именно я. Он бы не додумался. Наверное,он злится не только на себя, но и на меня тоже».

– Ты прав, Родинька, ты совершенно прав, –заговорила она. – Это я во всем виновата. Если бы я не предложила тебедоговор, ты бы не мог так свободно проводить время с Лизой, и ничего этого неслучилось бы. Ты бы мирно спал в своей постели и никого не встретил в подъезде.И не было бы этого ужасного чувства вины, которое испортило тебе жизнь.

Его лицо просветлело, и Люба буквально кожей почувствовалаоблегчение, которое испытал в этот момент ее муж.

– Ну, я тоже хорош, – Родислав решил проявитьвеликодушие, – ты договор предложила, а я его принял. Я же согласился,значит, тоже отчасти виноват. Но слава богу, что все кончилось. Теперь всебудет по-другому.

– Что будет по-другому? – насторожилась Люба.

– Ну как же? Раз мы ни в чем не виноваты, значит, можноуже не помогать. Мы им ничего не должны. Все произошло так, как должно былопроизойти. Геннадий убил свою жену и за это отправился на зону. Мы ни при чем.

– Родинька, для нас с тобой ничего не изменится, –тихо сказала Люба. – Мы, конечно, можем больше не помогать Ларисе, но какты себе это представляешь? Она позвонит в дверь, а мы не откроем? Или выставимее за порог? Она попросит помочь с Костиком, а мы ей откажем? Почему? Стольколет помогали – и вдруг даем от ворот поворот. Как это объяснить? Завосемнадцать лет отношения определенным образом сложились, и какую ты видишьвозможность их изменить? Да и с какой стати? Ларису нам придется тащить насебе, это наш крест, который мы сами на себя взвалили. Да, ошибочно, да, понедоразумению, которое разрешилось спустя много лет, но мы уже сделали это, ихода назад у нас с тобой нет. Помогать придется. И в самое ближайшее время.