– Здоров же ты дрыхнуть, родич, – сказал ГвалиоруХаргелл. И добавил с восхищением: – Но и пьёшь, точно бездонная бочка! Сразувидно нашу породу!

«И зачем я опрокинул ту первую кружку…»

– Дядя, а где двое, с которыми я пришёл из Колодца?

Харгелл отмахнулся:

– Мальчик мой, ты там больше не служишь. Мы едем домой!Стоит ли вспоминать о каких-то рабах?

Он старался говорить весело, но от его тона у Гвалиораёкнуло сердце. Он присмотрелся и увидел на руке Харгелла знакомые ножны. Оченьзнакомые ножны…

– Не о «каких-то», – сказал он упрямо. – Венни аррант выручили меня. Им за это обещали свободу, и они были поистине достойныосвобождения! Разве с них не сняли ошейники?

– Нашёл о чём беспокоиться…

Гвалиор даже остановился.

– Так Церагат не сдержал слова! Почему?..

– Парень, ты меня удивляешь. Слово, данное рабу, несчитается настоящим словом, которое надо держать. Никто не притянет тебя кответу, если ты нарушишь его.

– Не учи меня, дядя. Я просто к тому – кто у них тамследующий раз полезет в дыру вроде Колодца, если Церагат сулит свободу, а потомеё не даёт?

– А я тебе, молокосос, на то и старший родственник,чтобы учить, пока своего ума не наживёшь!.. Церагат, если хочешь знать, тутвообще ни при чём. Он велел собрать в большом зале сотенную толпу невольников ипоставил перед ними твоих дружков. И сказал: эти двое, мол, утверждают, будтодо конца прошли Бездонный Колодец и никакого выхода наружу там не нашли!Зато-де разыскали мёртвые кости всех тех беглецов, о ком вы сложили своидурацкие легенды, что якобы они выбрались, – какого-то Шестипалого идругих!.. Он называл имена, но я не запомнил.

– Ясно…

– И что сам, дескать, Колодец пробит в камне вовсе неКривобоким Проходчиком или как там его, а промыт водой, как все природныепещеры. Да ещё и удостоверить эти россказни больше нельзя, потому что там оченькстати загорелся пласт горючего камня и всё как есть начисто замуровал! Словом,вот вам ваш Колодец и все ваши надежды! Ну так как – дадим этим ребятамсвободу?..

– И каторжники сказали – нет?

– Ха!.. Да они их камнями закидали бы, если бы нестража. Вот что получается, когда людям открывают всю правду про то, во что онитак долго верили!.. Только крик стоял: «На ворот их!.. На ворот!..» Короче,Церагат никакого слова не нарушал… – Харгелл усмехнулся, мотнул головой, погладилусы. На руке блеснула рукоять боевого ножа. Он всё косился на неё, словно онацарапала его совесть. Он сказал: – Аррант, хилый этот, с него что взять… толькозаплакал. Но венн!.. Одно слово – дикарь. Я уж думал, не иначе кого-нибудьубьёт, пока скрутят!.. Ну и чего добился? Глядишь, отправили бы обратно взабой… а так – измордовали до полусмерти и приковали вдвоём с тем же аррантомводяной ворот крутить. Не позавидуешь…

– Да, – пробормотал Гвалиор. – Непозавидуешь.

У него холодным глиняным комом лежало в душе то особоеощущение, которое люди описывают просто и коротко: всё пропало. Сверкающийсамородок оказался обманкой, золотом дураков… Наверное, Серый Пёс и Тиргейчувствовали примерно то же. Только гораздо, гораздо больней и острей… У нихведь речь шла не о сбежавшей дуре-невесте и не об окончании добровольной, вобщем-то, службы. Он посмотрел на повозку и увидел свой заплечный мешок, кудазаботливый родственник уложил все его пожитки. Гвалиор молча выволок мешокчерез бортик и взвалил на спину.

– Погоди!.. – остановился Харгелл. – Ты кудаэто ладишься?

– Я не пойду с тобой, дядя, – спокойно сказалГвалиор. «Я уже дважды сглупил, послушав тебя. Я зря нанялся в надсмотрщики. Истократ зря соблазнился твоей „капелькой малой“. Третьего раза не будет…»

– Ты дурак! – рассердился Харгелл. –Неблагодарный притом. Змеев хвост и скользкое брюхо! Тебя дома ждут!.. Я имобещал тебя привезти!

Гвалиор поправил широкие ремённые лямки.

– Мне уже не пять зим, дядя, чтобы меняпривозить-отвозить… предварительно напоив до бесчувствия…

– Я о тебе заботился, недоумок! Ты там ещё бы в дракуполез!

– А что касается дома… – не слушая, продолжалГвалиор. Выудил из поясного кармашка перстенёк с потрескавшимся перламутром,подаренный когда-то Эрезе, и со всего плеча закинул далеко на розовеющийснежник: – Ей, если спросит, так и передай: мол, плюнул да и выкинул вПроклятые Снега. А матери с отцом я за эти годы столько денег прислал, что внашей Богами забытой глуши им до смерти всего не потратить. Теперь себе нажизнь что-нибудь заработаю. Может, с этими новыми законами и вправду женюсь…

– Мне-то не ври, племянник. Ты ведь не ради денегхочешь остаться, а из-за этих двоих! Во имя Священного Огня, золы и углей!..Как есть круглый дурак!..

Гвалиор с ним спорить не стал. Он сказал:

– Отцу с матерью от меня поклонись.

Повернулся и зашагал назад по дороге, туда, где в лучахвечернего солнца ослепительным огнём горели три Зуба. Караван Ксоо Таркима неуспел как следует отдалиться от Западных-Верхних ворот – Гвалиору предстоялоидти всего ночь и ещё полдня. «Может, я и в самом деле дурак…»

Харгелл всё-таки догнал непослушного племянника. Он большене пытался его удержать, просто некоторое время шагал рядом, как положено прирасставании. А потом торопливо отстегнул и сунул ему ножны с ножом:

– На, возьми… Будешь хоть меня вспоминать.

Зубов отточен ряд

И нехорош мой взгляд:

Я – пёс!

За тысячу шагов

Учует злых врагов

Мой нос.

Кого-то подстегнёт,

Кого-то отпугнёт

Мой вид.

Я схватки не ищу,

Но в жизни не спущу

Обид!

Щетина на хребте.

Сверкают в темноте

Клыки.

Я – зверь среди зверей.

Ну – у кого острей

Клинки?!.

…А ты со мной не схож.

Ты кроток, тонкокож,

Несмел.

Ты в драке не боец.

Ты вражеских сердец

Не ел!..

Ты только мудрых книг

Величие постиг.

Твой нрав

Опередил наш век.

Ты просто – человек.

Ты – прав!

Неблизок твой рассвет.

Покамест даже нет

Свечи!..

Но я, матёрый зверь,

Прошу уже теперь: