Тиргей, помнится, горько рассмеялся в темноту. «Что же ясмогу здесь тебе преподать?..» – «Я услышал здесь чужие языки, – ответилПёс. – Мономатанский, халисунский, саккаремский. Твой я знаю хуже…»

Тогда Тиргей крепко задумался. А потом… стал читатьдремучему жителю леса классические поэмы. Одну за другой. Всё то, что никак нежелали слушать дети столичного Управителя. К его изумлению и восторгу, веннбольшую часть запомнил наизусть с первого раза. Понятные и непонятные слова –всё вместе, как музыку. «Вот что значит нетронутый ум, – восхитилсяТиргей. – Ум, не обременённый излишними знаниями, чистый, словно свежийпергаментный лист: что хочешь на нём, то и пиши…»

Он и теперь, сидя верхом на рычаге ворота, начал взывать ктени бессмертного Тагиола:

Есть и ещё одно чудо средь тех, что Богами

Созданы для украшения лика земного,

Нам же, творение зрящим, – на радость и диво…

Низкий голос Пса немедленно отозвался из мрака, который былпрозрачен для его глаз, а для слепнущего арранта – совершенно непроницаем:

Это – вода. Говорливый ручей под горою,

Там, где душистым шиповником скалы увиты,

Капли дождя, что мы в детстве ловили в ладони,

Маленький пруд, где весёлые вьются стрекозы,

И сокрушительный вал океанского шторма…

– Друг мой, рассказывал ли я тебе о самотёчном винте?..

– Да. Воде кажется, что она всё время течёт вниз, но насамом деле она поднимается.

– Этот способ изобретён вовсе не мною, у нас вАррантиаде им пользуются с незапамятных времён, но Церагат не стал меняслушать, даже когда я принёс действующую модель. Этот невежда сказал, чтопредпочитает действовать по старинке: на его век, мол, хватит. А ведьсамотёчный винт, вращаемый одной лошадкой или осликом, заменил бы все этивороты, на которых работаем мы с тобой и другие несчастные!..

Серый Пёс молча слушал его возмущённые речи. «Вот что делаетс человеком учёность. Небось ни разу не помянул предательства Церагата, из-закоторого мы здесь оказались. Но самотёчного винта ему до сих пор не можетпростить…»

– А вот тебе другой способ поднимать водунаверх, – продолжал Тиргей. Воодушевившись, аррант выпрямился на своёмнеудобном сиденье, его руки по давней привычке что-то строили в воздухе,оживляя рассказ. – Этот способ вообще не требует усилия животного илираба, нужна только бурная подземная речка вроде тех, которые тут в изобилии.Представь, брат мой!.. Река направлена в дудку, проложенную каменотёсами. Дудкаперегорожена дверцей, и мощная пружина стремится открыть её против течения.Поток сильнее пружины, он увлекает дверцу и захлопывает её. Но воду, словноразогнанную повозку, невозможно сразу остановить! И она исчерпывает своёдвижение, устремляясь в трубку, уходящую вверх!..

Он помолчал, успокаивая дыхание, чтобы не раскашляться.

– Но когда вода утихомиривается, пружина превозмогаетеё неподвижный напор, и дверца вновь открывается. И так раз за разом – добесконечности!.. – Тиргей помолчал ещё и виновато сознался: – Это я ужеизобрёл сам.

«Вот только я никогда не увижу, способно ли работатьначертанное моим мысленным оком. Даже в модели. Не говоря уже про большоеустройство для промывки руды… Да о чём я! Я его и нарисовать-то теперь вряд лисмогу. А ведь надеялся, трижды глупец, что меня за него на свободу отпустят…»

Венн спросил:

– Вы, арранты, все такие учёные?..

Тиргей даже рассмеялся.

– Что ты! Мой отец и старший брат так и осталисьнеграмотными. Они мостили дороги, зарабатывая деньги, чтобы я смог учиться. Онихотели, чтобы я сделал то, чего не удалось им… – Он вдруг о чём-тозадумался, вздохнул и после долгого молчания проговорил совсем другим тоном: –Друг мой, брат мой, я хочу тебя попросить… Так повелось, что из нас двоих чащея подчиняюсь твоей воле, чем ты моей, но, во имя слезы Вседержителя, чторастопила камень со следами Прекраснейшей!.. Умоляю, послушайся хотя быоднажды! Я встану перед тобой на колени, если это тебя убедит!.. Когданадсмотрщики решат меня добить, пожалуйста, не пытайся меня защитить…

Серый Пёс промолчал. Но Тиргею показалось, что ворот заскрипелпронзительнее и резче. «Хоть бы смазывали его, что ли…»

– Потому что теперь мой черёд завещать тебе нечтотакое, что не удалось сделать мне самому. Мы с тобой хотели получить свободу,так? Мы выбрали неправильный путь. Свободу, как и честь, не крадут, не покупаюти не берут в дар. Её можно только завоевать… – Подумал и докончил: –Помнишь, что я тебе говорил? Про Истовик-камень?.. Я его не нашёл, сколько нипытался. А ты – сможешь…

Серый Пёс насторожился, заметив свет факела и одновременноуслышав наверху чьи-то шаги, приближавшиеся к яме. Привычная настороженностьедва не побудила его дать знак арранту, чтобы скорее слез с ворота и сделалвид, будто крутит его… Но шаги принадлежали Гвалиору, и венн успокоился.

Скоро с неровного края упала верёвочная лестница, и молодойнардарец спустился на дно.

– Здравствуй, Пёс… – шепнул он и сунул в рукувенну большой ломоть хлеба. Почти половину пресной белой лепёшки из тех,которыми питались надсмотрщики. Даже с остатками масла. Кто-то из вольнонаёмныхбросил её, не доев. А Гвалиор изловчился украдкой подобрать и принести сюда.

– Тиргею отдай, – сказал Пёс.

– У меня и для него есть. Я сегодня богатый.

– Здравствуй, Гвалиор, – подал голос аррант.

Надсмотрщик подошёл к нему и вручил такой же добротныйкусок. И вправду богатство, сущий праздник, далеко не всякий день перепадавшийдвоим голодным рабам! Венн принялся жевать, заставляя себя не спешить истараясь не обронить ни крошки. У него дома пекли совсем другой хлеб. Чёрныйхлеб, пышный, ноздреватый, душистый, способный целую седмицу лежать в коробе нечерствея…

Здешний беззаконный народ был способен только вот на такиелепёшки. По людям и хлеб! Хотя, если разобраться, хлеб-то ни в чём не былповинен. Такие уж руки его испекли, а потом бросили наземь…

Гвалиор между тем осветил своим налобным фонариком напарникавенна, сидевшего на рычаге, и то, что он увидел, ему весьма не понравилось. Этобыл почти бесплотный призрак того полного жизни Тиргея, что лазил за ним,пьяницей несчастным, в Бездонный Колодец. Рыжие кудри учёного и так-то былисплошь побиты безвременной сединой, но теперь они ещё и заметно редели. Да изавитков, некогда по-аррантски крупных и тугих, как будто сделалось меньше…Гвалиор пригляделся… Так и есть! Волосы арранта постепенно переставаликурчавиться. Надсмотрщик внутренне содрогнулся. Он сам видел однажды, какраспрямились волосы недавно умершего: вместо шапки крутых завитков напогребальную подушку расчёсанной паклей легли безжизненно-вялые пряди… Да.Озеро Каттая дышало воистину смертью. Безликой, неосязаемой и безгласной…