Джек завел мотор. Пикап выехал из деревни. Небо по-прежнему оставалось темным. Главное теперь – отъехать как можно дальше от Сент-Сесиль, двигаясь по проселочным дорогам и держась вдали от городов, занятых нацистами. Сначала в сторону Бержерака, но без заезда в город, поскольку там находился немецкий гарнизон. Джек свернул на запад, и пикап затрясло на пыльных сельских дорогах. Первоначально они собирались углубиться на юг и лишь потом повернуть на запад, однако сейчас ехали в направлении Бордо. Это было опаснее, зато позволяло сэкономить время. В Бордо находился Progandastaffel – дивизион пропаганды, не только отвечавший за пропаганду, но и контролировавший французскую прессу. Там же, в порту, была стоянка подводных лодок, а неподалеку – лагерь для интернированных Мериньяк-Бо-Дезер. Нужно объехать стороной и Гюрс – концлагерь вблизи По, где содержались преимущественно евреи и те, кого вишистское правительство сочло неблагонадежными.

По соображениям безопасности было решено еще на подъезде к Бордо свернуть на юг и двигаться к Пиренеям. Мари была уже немолода. Ее заранее предупредили, что горный переход в Испанию окажется утомительным. Однако маршрут был проверенным. Им уже воспользовались сотни французов, английские и американские летчики, а также евреи, бегущие из Франции. Всем помогали объединения местных жителей, которые кормили и прятали беглецов, сами рискуя быть схваченными. Элен старалась не думать о том, как Мари выдержит переход, особенно после того, как Джек сообщил об участившихся засадах и возросшем числе жертв среди беглецов.

В первые часы путешествия дороги были практически свободны. Встречные машины попадались редко, что позволяло поговорить. Джек понимал, насколько Элен страшно, и старался отвлекать ее разговорами.

– А чем вы занимались до войны? – поинтересовалась Элен, когда они ехали по одной из пустых дорог.

Джек надул щеки:

– Вы не поверите, но я был архитектором-реставратором. Работал преимущественно в Лондоне, но приходилось выезжать в Бат, Челтнем и другие места.

– После войны вернетесь к прежней профессии?

– Не знаю. Мне всегда хотелось быть фермером. Овцы, молочное хозяйство. Может, фрукты выращивать.

– Так почему не пошли по этой стезе?

– Думаю, поддался соблазну достичь чего-то большего.

– Ну а теперь, когда кончится весь этот кошмар?

– Могу вернуться в Девон и осесть там. А у вас какие планы?

– Наша родина здесь.

– А когда кто-то из вас или все три намерены выйти замуж?

Элен почесала в затылке:

– Об этом я пока не думаю. Мне нравится думать, что мы так и будем жить втроем, хотя жизнь, конечно же, внесет свои поправки. Как говорят, там видно будет.

– Назад в Англию не тянет?

– Кто знает? – Элен пожала плечами и повернулась к окну, чтобы Джек не увидел ее пылающих щек, поскольку воображение рисовало ей жизнь в Англии вместе с ним.

Под вечер они сделали первую остановку. Жан-Мишель Пуатье, деревенский священник, накормил их и устроил на ночлег. Мари разместили в доме, а Джека и Элен – в сарае, поскольку они выдавали себя за супружескую пару. Дом был двухэтажным, с такой крутой крышей, что Элен заподозрила наличие просторного чердака. Священник понравился ей с первого взгляда: высокий, худощавый, с крючковатым носом, вьющимися седыми волосами и необычайно улыбчивыми синими глазами.

За ужином, состоявшим преимущественно из картошки, священник рассказал, что последние два года помогает беженцам. Один раз его даже арестовали, но затем выпустили. После ужина он вручил Джеку бутылку вина и несколько одеял, а Элен – масляную лампу. Затем священник повел их к сенному сараю, скрытому за тополями.

– Сюда никто не зайдет, – сказал он. – Вы будете в безопасности. Если услышите долгий свист, это я. Основную дверь я запру, но, если вам понадобится выйти, сбоку есть другая.

Он указал на небольшую дверь и вернулся в дом. Войдя в сарай, Элен и Джек увидели в углу старый матрас и перевернутый ящик с двумя кружками и штопором.

– Угостить вас вином, мадам? – Джек взмахнул бутылкой.

Вино они выпили в один присест. Элен чувствовала, что могла бы выпить еще столько же, если не больше.

– Предлагаю выспаться, – сказал Джек.

Он лег на матрас и накрылся одеялом.

Элен последовала его примеру. От близости Джека у нее участилось дыхание, но англичанин почти мгновенно уснул. Ей же не спалось. Желание настоящей близости сделалось невыносимым. Мысли сбились в один ком. Элен приказывала телу не прикасаться к Джеку и в то же время жаждала этого. Потом, уступив своему желанию, она устроилась рядом, наслаждаясь его теплом и вдыхая мужской запах. От Джека пахло потом, вином, табаком. Он повернулся и во сне обнял Элен.

Она проснулась среди ночи, вся в слезах, не зная, чем они вызваны. В груди ощущалась жуткая боль. Ей было тяжело дышать. Казалось, будто внутри собрался целый колодец эмоций и теперь выплескивался наружу. Горе, страх, гнев, отчаяние. Чувства, которые она пыталась обуздать, вырвались из-под контроля и насмехались над ней. «Ха-ха-ха! Думала спрятаться от нас? Не тут-то было!»

Не выдержав, Элен всхлипнула.

– Тсс, – сказал проснувшийся Джек, гладя ее по волосам. – Все будет хорошо.

Элен попыталась ответить, но спазмы в горле мешали говорить.

– Девочка моя, никогда не сдавайтесь.

Элен повернулась к нему. Из окошка в крыше сарая лился тусклый лунный свет, едва освещая лицо Джека.

– Эти же слова мне часто говорил отец, – наконец вернув себе дар речи, сказала она. – Вы их точно повторили.

– Мудрым человеком был ваш отец.

– Иногда я чувствую, что никогда не стану такой, какой должна бы стать, и у меня не будет шанса узнать, в чем мое призвание.

– Из-за войны?

– Да. А потом, меня охватывает чувство вины. Я сознаю свою ничтожность и спрашиваю себя: кто дал мне право печалиться?

– Вы даже не подозреваете, какая вы храбрая.

– Только потому, что поехала с вами и Мари?

– И это тоже. Но главное – то, чем вы занимаетесь изо дня в день, помогая людям.

– Такова моя работа.

– Нет. Меня особенно трогает мужество обыкновенных людей. Способность перед лицом зла сохранять человечность. Это по-настоящему ценно. Никто из нас не знает, с чем мы столкнемся, и тем не менее мы продолжаем оставаться людьми.

– Я думаю об услышанных историях, – вздохнула Элен. – Люди своими глазами видели, как детей, будто скот, загоняли в товарные вагоны. Невинных детей. Это заставляет меня плакать.

– Элен, а чего вы боитесь больше всего? Вы лично?

Их разговор прервало уханье совы. Элен ответила не сразу, думая над вопросом.