– Я не справился бы без тебя. Это моя лучшая работа.Спроси Говарда, он подтвердит. Я раньше не мог так работать над ролью,углублять ее день ото дня, как сейчас. – И он посмотрел на нее своими огромнымизелеными глазами. – Серьезно. Ты со мной творишь чудеса, Дафна.

Она не знала, что ему ответить.

– А ты творишь чудеса с моей книгой.

– Только и всего?

Он казался разочарованным, словно ждал, что она скажетбольше. Но он не знал Дафну, того, какая она была осторожная, какими высокимистенами она себя огородила, И тут он ее огорошил:

– Расскажи мне что-нибудь о своем малыше.

Словно чувствовал, что, может, она, говоря о сыне, несколькоослабит свою охрану. И он не ошибся. Дафна улыбнулась и подумала об Эндрю,который был так ужасно далеко.

– Он удивительный, смышленый и очень своеобразный. Онпримерно вот такого роста, – она вытянула вперед руку, чтобы показать ростсына, и Джастин улыбнулся, – и я возила его в Диснейленд несколько недельназад, когда он был здесь.

– А где он сейчас? С папой?

Ему показалось необычным для такой женщины, как Дафна,оставлять сына без присмотра, и в его голосе прозвучало удивление.

– Нет. Его папа умер до того, как он родился. – Теперьоб этом уже легче было говорить. – Он в Нью-Гемпшире, в интернате.

Джастин с пониманием кивнул, а потом снова посмотрел Дафне вглаза:

– Ты была одна, когда он родился?

– Да.

При этом внутри у нее что-то заныло – воспоминание, откоторого она много лет старалась убежать.

– Тяжело тебе, наверное, было?

– Да, и... – Ей не хотелось говорить ему о том, как онаобнаружила глухоту Эндрю, и о тех ужасных одиноких годах. – Это было довольнотрудное время.

– А ты тогда писала?

Джастин впервые стал расспрашивать ее о себе. До сих пор всюнеделю они говорили об «Апачи» и других ее книгах и его фильмах.

– Нет, писать я начала позже. Только когда отдала Эндрюв интернат.

– Да. Наверное, тяжело заниматься творчеством, когдарядом носятся дети. Ты очень правильно сделала, что отдала его в интернат.

Его слова задели ее за живое. Он, конечно, не мог знать еечувств к ребенку или что это было такое – отрывать от себя Эндрю. И егокомментарий нес печать эгоизма, который она ненавидела.

– Я отдала его в интернат, потому что иначе былонельзя.

– Потому что ты была одна?

– Нет, по другой причине.

Что-то подсказывало ей не делиться с ним причинами. У неевсе еще была сильная потребность защищать Эндрю. И она вдруг почувствовала, чтоДжастин не понял бы. Может, он бы даже и не пытался понять, и она не захотелаоткрываться перед ним.

– У меня не было выбора. – Она вдруг почувствовала себяочень старой и усталой. Что он знает о таком горе? – Джастин, а у тебя нетдетей?

– Нет. Я никогда не испытывал необходимости в такогорода продолжении себя. Я думаю, что у большинства людей это эгоистическийпоступок.

– Дети? – Она была ошарашена.

– Да. Не смотри так возмущенно. Большинство людей хотятсебя воспроизводить и продолжать. У меня для этого есть фильмы. Мне не надоделать детей.

«Это извращенный взгляд на проблему, – подумала Дафна, – нодля него, может, и подходящий». Она постаралась понять его точку зрения. Все жеДжастин не был бесчувственным человеком. Иначе он не смог бы вдохнуть жизнь в«Апачи» на минувшей неделе. А если у него иные взгляды, чем у нее, почему бы ихне выслушать. В конце концов, это ее долг.

– А ты когда-нибудь был женат?

Теперь уже Дафна задавала ему вопросы. Каким он был? Какнаучился толкованию чьих-то чужих чувств, например, ее чувств, изложенных вкниге?

Джастин покачал головой:

– Нет, ни разу, по крайней мере официально. Я жил сдвумя женщинами. С одной семь лет, с другой пять. В общем-то это было то жесамое, что быть женатым. Просто мы не расписывались. Разница не так уж велика.Когда кто-то хочет уйти, он и так уходит, расписаны вы или нет, а я еще исодержал их после того, как они уходили.

Дафна кивнула. Она сама так жила с Джоном. Но она полагала,что со временем они поженятся. Они могли бы даже иметь детей, хотя Джон ихтакже не особенно хотел. Ему было достаточно только ее и, конечно, Эндрю.

– А сейчас ты с кем-нибудь живешь?

Она чувствовала, что ее расспросы несколько прямолинейны, ноони уже так много знали друг о друге. Они даже сдружились, проводя на площадкевсю неделю по пятнадцать часов в сутки. Это начинало восприниматься какпребывание на необитаемом острове или на корабле, где люди обречены на близкиеотношения.

Но Джастин опять покачал головой:

– Сейчас я ни с кем не живу. В прошлом году у меня былроман с одной особой, но она не понимает жестких требований моей профессии, инеизвестно, поймет ли. Она актриса, но это двадцатидвухлетнее дитя из Огайопросто не понимает, где я нахожусь.

– Ну и где же? Или я надоедаю?

Голос Дафны был осторожным, но он улыбнулся. Джастин невозражал против ее вопросов, они ему нравились. Она сама ему нравилась, и онхотел, чтобы она знала, что он собой представляет.

– Ты не надоедаешь, Дафф. К концу съемок мы будем знатьдруг друга как облупленные. – Он мгновение колебался, думая над ее вопросом. –Не знаю, как тебе это объяснить, но я просто не хочу больше связывать себя скем-то, кто не понимает этой работы. Это утомляет, когда все время приходитсяоправдываться. Она болезненно ревнива, а я не могу отчитываться за каждый деньи каждую ночь. Мне нужна свобода. Мне нужно время, чтобы обдумать то, что яделаю, куда иду, что собой представляю – продумать и прочувствовать. Я себялучше чувствую один, чем с кем-то, кто это подавляет.

С его словами нельзя было не согласиться, и Дафна кивнула, аон засмеялся и покачал головой:

– В народе об этом, кажется, говорят так: «Она меня непонимает». Ты уже такое раньше слышала?

– Ага. – Она отхлебнула из их общей банки с газировкойи засмеялась. – Слышала. Я думаю, что, может быть, поэтому я тоже живу одна.Чертовски трудно было бы кому-то объяснить, почему я работаю по восемнадцатьчасов в сутки и в шесть утра еле доползаю до постели, словно меня били. Это мойхлеб, и вряд ли на него согласился бы еще кто-то. Меня это устраивает. Нонормальному человеку это бы не подошло.

– Скорее всего. – Джастин улыбнулся, ощущая с нейопределенное родство. – Разве что тому, у кого такие же привычки. Иногда ячитаю всю ночь, до восхода солнца. Великолепное чувство.

– Да. – Дафна тоже улыбнулась. – Я это обожаю. Знаешь,наверное, в жизни есть этап, когда лучше быть одному. Раньше я так не думала,но теперь твердо это знаю. У меня, по-моему, как раз такой случай.