– Нет, не найду.

Его глаза омрачились. Джастин наконец нашел то, что хотел,но Дафна не хотела его. Это было несправедливо, и он хотел овладеть ею прямоздесь, на кухне, но принуждать ее он бы не стал. Он знал, что тогда потерял быее навсегда. Может, если подождать, шанс бы появился?

– Я тебя прошу, Дафна, подумай над тем, что я тебесейчас сказал. Мы еще поговорим об этом.

– Нет, мы не будем говорить. – Дафна решительно подошлак входной двери и открыла ее ему: – Спокойно ночи, Джастин. Увидимся завтра насъемках, но я не желаю это обсуждать. Никогда. Ясно?

– Не надо диктовать условия. Тем более мне.

Он сверкнул на нее глазами, но в его взгляде сквозиломальчишеское озорство.

Дафна была непоколебима:

– У меня свои правила. И ты либо изволь уважать их, либоступай прочь. Потому что я вообще не буду иметь с тобой дела, если ты не будешьуважать моих чувств.

– Все твои чувства неправильные.

– Не тебе об этом судить. Я сделала свой жизненныйвыбор и живу в соответствии с ним. Я приняла решение давно.

– И ошиблась.

Джастин снова коснулся ее губ своими и ушел, Дафназахлопнула за ним дверь и прислонилась к ней, дрожа всем телом. Самое ужасноево всем этом было то, что она верила во все, что говорила ему, верила напротяжении многих лет, и тем не менее ее тело жаждало Джастина при каждом егопоцелуе. Но она не хотела снова страдать, снова любить и снова терять. Она быне стала это делать, что бы он ей ни говорил. Однако, вернувшись на кухню, онапосмотрела туда, где они сидели, и почувствовала, что при воспоминании о егопоцелуе все ее тело снова стало дрожать, и со страдальческим стоном Дафнасхватила его пустую пивную бутылку и швырнула ее в стену.

– Ну, как было на вчерашней вечеринке?

Дафна старалась казаться невозмутимой, когда они сидели запустым столиком в столовой: Все уже поели раньше и вернулись в павильон, иДафна с Джастином внезапно остались одни. Но глаза Джастина, когда он взглянулна нее, были озабоченными.

– Я туда не поехал.

– А-а. Это плохо.

Она попыталась поменять тему:

– По-моему, сцена сегодня удалась?

– По-моему, нет.

Он оттолкнул от себя тарелку и посмотрел на Дафну.

– Я ничего не соображаю. Вчера вечером ты лишила менярассудка.

Она не сказала ему, что тоже полночи не могла уснуть, борясьс собой и ожидая, что он позвонит. Ее переполняла сила нахлынувших на неечувств. Ничего подобного она давно не испытывала и уже решила, что такого с нейбольше не случится.

– Как тебе удается вытворять с нами такое?

Он был похож на мальчика, лишенного рождественскогопраздника, но Дафна отложила свой сандвич и сердито посмотрела на него.

– Я ничего не вытворяю с «нами» Джастин. Никаких «нас»ведь нет. Не выдумывай чего-то, что в конце концов только осложнит жизнь намобоим.

– О чем, черт побери, ты говоришь? Что тут сложного? Тыздесь. Я ищу. Так в чем проблема, сударыня? И я тебе скажу в чем.

Он говорил с Дафной хрипловатым шепотом, и она надеялась,что никто их не подслушивает, кругом ходило много народу, но, к ее радости,никто не обращал на них внимания.

– Твоя проблема в том, что ты чертовски боишься сновадать свободу своим чувствам. У тебя больше нет смелости. Она у тебя, вероятно,когда-то была, это видно по твоим книгам. Но теперь вдруг у тебя не сталоотваги, чтобы выйти из-за твоих стен и быть женщиной. И знаешь, что? Раньше илипозже это проявится в твоих книгах. Нельзя вести такую жизнь, какую ведешь ты,и оставаться человеком. Это невозможно. Может, ты уже перестала им быть. Может,я полюбил иллюзию... фикцию... мечту...

– Ты же даже меня не знаешь. Как ты можешь меня любить?

– Ты думаешь, я тебя не вижу? Ты думаешь, я не слышутебя в твоих книгах? Ты думаешь, я не понимаю «Апачи»? Ты думаешь, чем я тутзанимаюсь изо дня в день? Я оживляю шепоты твоей души. Детка, я знаю тебя. Да,да, знаю. Это ты себя не знаешь. И не хочешь знать. Ты не хочешь напоминатьсебе, кто ты, какая ты, что ты женщина, замечательная женщина, с реальнымипотребностями, с сердцем и душой и даже с телом, которое так же жаждет моего,как мое твоего. Но я по крайней мере честен. Я знаю, чего хочу и кто я, и,слава Богу, не боюсь следовать своему внутреннему голосу.

И, сказав это, он пошел к выходу, хлопнул дверью столовой инаправился обратно в павильон. Дафна же, выйдя из столовой вскоре после него,улыбалась про себя. Немногие женщины в стране решились бы отказать ДжастинуУэйкфилду. Все было и смешно, и в то же время грустно.

Дафна наблюдала, как Джастин снова и снова мучился над однойи той же сценой всю вторую половину дня и весь вечер допоздна. Говард Стерн навсех кричал; он даже заставил Дафну поменять кое-что в сцене, чтобы посмотреть,что получится. Но дело было не в ее сценарии, а в настроении Джастина. Онавидела, что он ужасно несчастен, и, казалось, что он хочет продемонстрироватьэто всему миру.

Наконец в десять вечера, после семнадцати часов работы, ГовардСтерн в сердцах бросил на пол свою шляпу.

– Я не знаю, ребята, что с вами сегодня случилось, новесь день пошел насмарку, коту под хвост. Уэйкфилд, брось хныкать и дуться. Яхочу, чтобы завтра все были здесь в пять утра, а если у вас есть проблемы, лучше«вытрахайте» их за ночь.

Больше он ничего на прощание им не сказал, и Джастин скрылсяв своей гримерной, даже не удостоив Дафну взглядом. Однако он прошел совсемрядом с Дафной, чтобы она видела, какое отвратительное у него настроение.

Она молча села с Барбарой в лимузин и с усталым вздохомоткинулась на спинку сиденья.

– Хорошенький денек, а? – улыбнулась Барбара по дорогедомой, но Дафна не была настроена разговаривать. Она думала о Джастине и о том,правильно ли она поступила.

Следующий день был немного лучше, но только на этот раз онис Джастином вообще не разговаривали. В этот вечер Говард отпустил их в семьтридцать. Он сказал, что они все ему так надоели, что на год бы хватило.

Но на следующий день словно произошло чудо. Когда Джастинпоявился на площадке, в его глазах горели эмоции, страсть и злость, и оношеломил всех своей игрой. После четырехчасовых съемок, почти без дублей,Говард подбежал к нему и поцеловал в обе щеки, а вся группа радостно закричала.Как бы то ни было, Джастин ожил, и Дафна, направляясь в столовую обедать, ужене чувствовала себя такой виноватой. Она удивилась, когда Джастин сел за еестолик, и осмотрела на него с застенчивой улыбкой.

– Ты сегодня чудесно работал, Джастин.