дружно ударили ручные пулеметы. Десантники открыли огонь, прикрывая бегущего солдата.

Только бы помочь Никите! Только бы он был жив!

Внезапно опалило плечо. Боли Клим не почувствовал. Увидев кровь, догадался – ранен. В несколько прыжков солдат достиг места, где лежал Калабашкин. Перевернул друга на спину, увидел мертвенно-восковое лицо.

– Куда тебя? – затормошил Однокозов. – Сейчас перевяжу!

Калабашкин с трудом разлепил глаза.

– Успеется, Клим… Пулемет! Скорее…

Очередь прогрохотала оглушительно близко. Пули вспороли землю рядом. Однокозов подхватил безжизненное тело и, откуда взялась нечеловеческая сила, поволок. Калабашкин снова пришел в себя, едва слышно попросил:

– Оставь меня! Дот!..

Однокозов схватил связку гранат и что есть мочи швырнул ее вперед. Земля разверзлась. Все поплыло перед глазами. Он потерял ориентировку… Но проклятый пулемет залаял вновь, вернув Клима к действительности.

– Ну, погоди, в бога мать! – прошептал он с ненавистью, сжимая в руке последнюю связку гранат. – Теперь надо наверняка. Только бы успеть поближе…

Кровь сочилась из раны, сбегала по рукаву и падала на землю, свертываясь в пыльные горошины. Не было привычной крепости в ногах; все вокруг потускнело, начало расплываться, будто кто-то невидимой рукой накинул на мир колышущееся кисейное покрывало.

Сознание моментами проваливалось. Он полз. Терял силы, но полз. Дот надвигался на него, закрыл полнеба. Щель амбразуры, как драконова пасть, изрыгала бесшумное пламя.

Последним усилием воли Клим встал на колени и, замедленно размахнувшись, швырнул гранатную гроздь прямо в темный зев. Взрыв донесся до него слабым отзвуком. Тишина, наступившая следом, потрясла.

Клим лежал на спине. Над ним простиралось без конца и края пронзительно голубое с золотыми прожилками небо. Такую красоту он видел лишь однажды в Туле, в страшное июльское лето, когда, прощаясь с родными местами, отправлялся на призывной пункт…

Наступил покой. Все печали отошли разом. Где-то далеко-далеко, на краю земли, возникло протяжное, то нарастающее, то гаснущее «ура». Это десантники, не опасаясь больше флангового огня, увидели две красные ракеты, взвившиеся над скалами, и поднялись в атаку. Ни последних выстрелов вражеских орудий, ни взрыва гранат в окопах, ни истошных воплей удирающих японцев Клим уже не слышал.

Прозвучал сигнал сбора. Из наспех отрытых окопчиков, из японских траншей и бункеров, подталкивая пленных, потянулись к песчаной отмели солдаты, нагруженные трофейным оружием.

Капитан устало стянул каску, машинально пригладил непослушно торчащий жесткий ежик и опустился на валун. Подозвав сигнальщика, сказал:

– Передайте командиру конвоя… Пусть сообщит на Большую землю: побережье полуострова в этом районе контролируется нами; укажите координаты. При необходимости сюда можно высаживать войска.

Передохнуть ему не дали. Сверкая из-под каски очками, весь в грязи, размахивая зажатой в кулак пилоткой, на Свята коршуном налетел Червинский.

– О чем вы думаете, Иван Федорович? – сказал он возбужденно. – Не время отдыхать. На каком транспорте мы теперь поплывем к Кайхэну? Отвечайте, пожалуйста…

– Транспорт?.. На самом деле, Вениамин Сергеевич, транспорт нужен. Вплавь до вашего острова не доберешься, – отозвался Свят с вымученной улыбкой. Он чувствовал себя совершенно разбитым.

– Я категорически против формулировки «мой остров». Пора всем, вам в том числе, оценивать экспедицию как общее, важнейшее для страны дело. И если нет иного выхода, я буду настаивать идти к нему хоть на плотах.

– Не горячитесь, профессор, – ответил Свят. – Разве с вами кто-нибудь спорит? Задача отряда остается прежней. Что же касается путешествия на плотах… Думаю, нам придется добывать средства передвижения по воде в ближайших портах. Туда и двинем. Вам же, товарищ Червинский, приказываю находиться на корабле охранения, где терпеливо ждать! И… никаких возражений!

Из расположенного неподалеку японского блиндажа вынырнул Калинник.

– С комфортом жили господа самураи, – сказал он. – Мягкие постели для офицеров, запасы продовольствия, вина…

– Надеюсь, не позавидовал? – усмехнулся Свят. – Кстати, не успел выразить… Спасибо тебе за службу, Виктор Макарыч. Здорово сработал.

– А это меньше всего моя заслуга, – громко ответил Калинник. – Группу возглавлял инженер-капитан Толоконников. Он очень торопил, хотя мы, конечно, и сами спешили. Но главная благодарность тем, которые дот прикончили.

– Праведная твоя душа, политрук. Всех бы ты обогрел, своими добродетелями обвесил да вперед себя выставил. Ну да ладно! – Свят обернулся, подозвал Махоткина и спросил: – Как они?

Тот неопределенно качнул головой:

– Калабашкина Лида перевязала. Оклемается.

– А Однокозов?

– Нету больше Однокозова…

Свят скрипнул зубами, на скулах буграми вздулись желваки.

– Каких людей теряем, – тихо сказал он, помолчал и, покосившись на Калинника, коротко бросил: – Не забудь на солдата… на сержанта Однокозова наградную реляцию написать! Достоин!

Капитан оглядел притихших солдат, вскинул голову, выпрямился, решительно надел каску и, отчеканивая слова, сказал:

– Стройте отряд, Махоткин! Оставляем здесь небольшое прикрытие вместе с ранеными и пленными. Корабли сопровождают нас морем, а мы двигаемся вдоль побережья…

Неожиданно Свят запнулся, вспомнив о Толоконникове, стоявшем неподалеку с группой солдат. Он нахмурился, превозмогая себя, спросил:

– Вы не возражаете, товарищ командир? – И, не дожидаясь ответа, резко закончил: – Через четверть часа выступаем!

Из письма Калинника полковнику Бегичеву.

2 сентября 1978 г.

Обрати внимание на дату, дружище!

Сегодня чувствую особую потребность поделиться с тобой мыслями, не дающими покоя. Надеюсь, ты не забыл, что в этот день тридцать три года назад в Токийском заливе на борту крейсера «Миссури» была подписана капитуляция Японии. Окончилась Вторая мировая война!

Ты, фронтовик, участник тех событий, не можешь не вспомнить наших боевых товарищей. Я имею в виду не только живых, но и павших, для которых забвение равносильно оскорблению их памяти.

Пересылаю тебе письмо Никанора Перепечи. Мы подружились в период моей работы на Севере, и у него от меня нет секретов. Прежде чем дочитать мое письмо, прочти, что думает Никанор. Прочти и вдумайся!

Письмо Перепечи Калиннику

Дорогой Виктор Макарыч! Шлет вам низкий поклон бывший солдат, ныне знатный добытчик, Никанор Парфенович Перепеча, а также известная вам супруга его Ефросинья Ивановна.

В первых строках сообщаю, что мы здоровы, чего вам и вашему семейству желаем. Живем в достатке, всем премного довольны. Меня норовят на пенсию вытурить, да я желания к тому не имею.

Конечно, ежели рассуждать по-старинному: будет с нас, не дети у нас, а дети будут – сами добудут, – тогда действительно залезай на печь, бока выдюжат.

Сыны мои, к слову сказать, живут семьями, сами добытчики, первые среди героев труда. Но коли ты сам в силах и еще можешь зверя промышлять, как же ты смеешь ловецкую лодку на берег вытаскивать? Я так рассуждаю, будь ласков, работай да молодь учи. И лишний рубль в дом, и польза общая. Вот так-то…

Есть у меня к вам еще один разговор – особый. Спросить хочу, Виктор Макарыч.

Где