— Позвольте, — робко перебила Маша разошедшегося Нестора, —но вот, к примеру, в стране Швейцарии национальных языков два или три. Немецкийи французский точно и еще, кажется, итальянский.

Это не в счет, сказал Нестор. Что вы привязались к этойсамой Швейцарии! У них свое, а у нас свое! И если сейчас не остановитьэкспансию, украинский язык будет забыт, уничтожен!

— И что делать?

А очень просто. Проще пареной репы. Нужно перестатьпривозить сюда русские книги. Тогда, хочешь не хочешь, украинские авторы станутписать свои, и все будет просто прекрасно. Чудесно просто станет все.

— Но позвольте, — повторила Маша, — даже Гоголь НиколайВасильевич писал по-русски! То есть у него масса чудесных певучихмалороссийских слов, но писал-то он по-русски! Может, дело не в том, что надоавторов запретить, а в том, что своих следует вырастить? Научить?Разрекламировать? Придумать книгам какие-нибудь нестандартные обложки, красивоеоформление? Заставить людей вспомнить язык, который они за годы советскойвласти изрядно подзабыли? Ведь весь Киев говорит по-русски!

— В том-то и беда, — печально сказал Нестор, — в том-то ибеда, что никто вспоминать не хочет, а хочет ваши детективы читать и мозгамисовсем не шевелить! А если ими не шевелить, их и не останется вовсе, мозгов-то!На национальной литературе только и следует воспитывать патриотизм!…

«Ого, — подумала Маша. — Этот мальчик патриотизм воспитыватьсобирается!»

— А Мирослава Макаровна всем помогает. Деньги дает,помещение снимает, где поэты молодые собираются. Сборник издала, называется«Видрождення», «Возрождение» по-вашему. Она… светоч, если хотите. Светочнациональной культуры.

Может быть, потому, что Маша не читала ее стихов, и ещепочему-то, но ей в то, что Мирослава светоч, как-то не очень верилось.

Видимо, скепсис был написан у Маши на лице, потому чтоНестор вдруг засуетился, составил на поднос недопитые чашки, свою и ее, и сталотступать к двери:

— Я прэпрошую, но жаль, нэ можу дальше говорыть, бо мне надонайти Мирославу Макаровну…

Маша проводила его глазами.

Итак, Мирослава занимается благотворительностью и вообщеочень милая и добрая. Всем помогает. Особенно тем, кто опасается русскоязычнойэкспансии и утраты национальной самобытности в литературе. Дает им деньги ивообще…

Странно, странно. Очень странно.

Оставшись одна, Маша Вепренцева некоторое время думала,потом встала из-за стола и прошлась по просторной и пустой комнате. Солнечныйзайчик, переместившись на потолке, дрожал уже с другой стороны, и горячий иострый луч, отыскавший в серванте хрустальный фужер, вовсю играл с ним —отражался от граней, подпрыгивал, кидался в глаза горячими каплями, плясал помебели и по натертому паркету. Маша зажмурилась, когда луч прыгнул ей на нос.Стало щекотно и горячо, и, как вчера, захотелось надеть майку, рваные джинсы ишлепанцы на плоской подошве и сначала бродить под соснами, а потом валяться наприбрежном песке, подставив лицо ветру, пахнущему водой и цветами.

Так они с Родионовым и не сходили на Днепр. А Мирослава всестрекотала, что он где-то рядом. Вот Катерина Кольцова наверняка сходила наДнепр, а если и не сходила, так это ничего, в следующий раз сходит! Как,наверное, хорошо быть свободной — во всем! Как, наверное, легко дышать, когдаты победительница — во всех отношениях! Как, наверное, легко любить себя, когдаза спиной у тебя Тимофей Кольцов и вы с ним очень схожи в одном — он тоже любиттебя, именно тебя, и ты прикрыта этой любовью, как щитом рыцарей-тамплиеров!

Откуда в голове у нее взялись эти самые тамплиеры, она незнала, и какие такие у них щиты, она тоже не имела никакого понятия, но словобыло красивое и почему-то шло Тимофею Кольцову.

Рыцарь-тамплиер.

Вот странно, почему Нестор, подчеркнуто мешавший русские иукраинские слова, оставшись с ней наедине, вдруг заговорил по-русски, словнозабыл, что должен говорить по-украински?…

И его речь про возрождение национальной культуры тожепоказалась ей как будто знакомой, но откуда?… Откуда?…

Маша Вепренцева задумчиво постояла возле французского окна,потом обошла стол и взглянула на кипу газет, которые листал Веселовский.

Газета. Газета?!

Статья про развод Поклонных была в газете, и Машапросмотрела ее дважды, прежде чем сообразила, из-за чего Лида впала в такоебешенство. Газеты, которые смотрел шоумен, валялись там, где он их оставил, атой самой газеты, которую читала Маша, нигде не было.

Она просмотрела их еще раз и даже заглянула под стол. Нетгазеты.

Что за ерунда?

— Вы что-то ищете?

Маша неожиданно вздрогнула, больно ударившись боком о крайстола.

— Вы меня напугали. — Она перевела дыхание и улыбнулась.

— Почему?

— Потому что подкрались так, что я вас не слышала.

— Очень жаль, — сказал ее собеседник и улыбнулся приятнойулыбкой. — Очень жаль, что вы меня не слышали.

В его голосе, холодном, как лед, было что-то такое, из-зачего Маша вдруг стала судорожно оглядываться по сторонам, отступать, а оннадвигался на нее, и в отчаянии она вдруг поняла, что на лужайке за французскимокном уже нет милиционера в фуражке с высокой тульей.

Она отдала бы полжизни за то, чтобы он там был.

***

Дмитрий Родионов открыл компьютер, сел и уставился в него.Компьютер был шикарный — подарок издательства к выходу его десятой книги.Легкий, тонкий, в титановом корпусе, изящный, какими бывают только оченьдорогие хайтековские вещи. Родионов компьютер обожал и как-то особенно имгордился.

Он вытаскивал его из мягкой замшевой сумочки и устанавливална коленях, даже когда летел из Москвы в Санкт-Петербург, хотя это было смешно:едва взлетев, самолет начинал заходить на посадку, и даже приниматься за работубыло бессмысленно, но Родионов делал вид, что принимается.

Обкусанное с одной стороны яблочко, известный всему мирусимвол компьютерной фирмы, произведшей родионовское чудо, наливалось неяркиммолочным светом, на рабочем столе появлялось весеннее деревце, трогательное всвоей детской беззащитности, и одного этого Родионову было достаточно, чтобыприйти в хорошее настроение.

Работа — в этом слове было все, что требовалось ему дляжизни.

Вот так просто. Работа, и все.

Без этой своей работы он был бы скучнейший человек. Впрочем,это большой вопрос, был бы он вообще или пропал бы где-нибудь от безделья ипьянства.

Бизнес принес ему денежки и не принес никакого… жизненногоинтереса. Он очень быстро доказал себе, что умеет зарабатывать, ну и что? Волигархи он не вышел и вряд ли вышел бы, даже если бы стал заниматься бизнесомпо двадцать четыре часа в сутки, а ковыряться на среднем уровне было скучно,скучно!… Скучно и предсказуемо.