Эрик Линдберг сидел на приеме у врача, считавшегося светилом в области ревматологии. Дело происходило в клинике Мэйо в Рочестере, Миннесота, где его уже второй день обрабатывали как мясо, анализы следовали непрерывной чередой (и он не знал, нужны ли они ему), его гоняли туда-сюда по коридорам, и он перемещался по ним шаркающей походкой, заглядываясь на тонюсенькие халатики, призывно открытые на спине. Эрик пытался добиться хоть какого-то улучшения, обращался к целителям, специалистам по альтернативной медицине и остеопатам, испытывал на себе новейшие экспериментальные методы. Ничто не помогало. В конце концов отец сказал ему, что надо все-таки обратиться к хорошему врачу, и предложил заплатить за него, если он обратится в клинику Мэйо. И теперь Эрик сидел перед авторитетным ревматологом. Врач изучил его рентгеновские снимки и выписки, повернулся в кресле и бесстрастно сказал: «Тут все очевидно. Вам нужно заменить коленные суставы. Оба».

После этого Эрик уже мало что слышал. Он знал, что его колени никуда не годятся, но ни один врач не говорил это настолько прямолинейно. Врачи, осматривавшие его раньше, не делали на его счет никаких прогнозов; они просто работали с ним «здесь и сейчас», а не заглядывали слишком далеко вперед. Из больницы Эрик вышел в состоянии ступора. Он обходился без посторонней помощи, а при перемещении по обледеневшим пешеходным дорожкам и вниз по ступенькам опирался на трость. Вместо того чтобы остановиться в отеле, относящемся к больничному городку клиники Мэйо, в котором пешеходные дорожки подогревались и были скрыты навесами, он попытался сэкономить и забронировал номер в мотеле на другом конце города. В ушах у него то и дело звучали слова: «полная двусторонняя замена коленных суставов».

Вернувшись в номер, он сел на кровать и даже не стал снимать пальто. По одной из стен тянулся вниз неровный коричневый след от какой-то жидкости. Свет был тусклым и мерцающим, радиатор пыхтел и вздыхал. Толстый ковер с грубым ворсом цвета горчицы – в тон полосе на стене. Кто-то снаружи крикнул дежурному менеджеру, что в бассейне крыса. Он провел руками по своим длинным ногам, когда-то сильным, быстрым, всегда готовым к очередному приключению – лететь стремглав вниз на горном велосипеде, рассекать зеркальную гладь на водных лыжах, поднимая стену брызг и прорезая кильватерную струю, делать перевороты колесом и в сторону с прыжка. У него были целые коробки разных наград. Теперь все это в прошлом. Теперь ноги у него тонкие и хрупкие. Суставы заедают, как проржавевший металл. Комната, звуки в ней, слова доктора, ощущения в ногах. До него наконец дошло. Он свернулся на кровати калачиком и заплакал. Прошло несколько часов. Свет в комнате стал табачно-коричневым. Эрик медленно встал и заставил себя посмотреть в зеркало. Так вот как он на самом деле выглядит! Почти все последние десять лет он всегда смотрел мимо своего отражения, не хотел, чтобы его фотографировали, даже избегал собственной тени. Он был молодым и тренированным. Одаренным спортсменом. Он не был ни хилым, ни хромым. Он будет скрывать свою боль за улыбкой, и трость его никто не будет замечать. Это будет все тот же Эрик. Именно это сказал он себе. Его отрицание болезни во многом объяснялось ее прерывистым характером: то обострение, то отступление, то приступ боли, то ее прекращение. Это долго мешало ему признать наличие у него серьезного хронического заболевания. Он изучал себя в зеркале. Потрогал щетину. Ему еще не было тридцати пяти, но он уже был стариком.

Повезло в том, говорил себе Эрик позже, что не надо было никуда ходить, кроме как вверх от мотеля в Рочестере. Через полгода у него уже были новые колени. Старые колени – куски и кусочки костей – он хранил в банке в холодильнике, пока его жена Мара не сказала ему, что их все-таки нужно выбросить. Он пытался сохранять их, пока это было возможно, даже интересовался, нельзя ли их похоронить. Он неохотно переместил кости из холодильника в деревянный ящик, стоявший на улице, и там их в конце концов съели мыши.

Восстановление было медленным и болезненным. Над коленями у него были вертикальные шрамы длиной сантиметров по двадцать. Но боли после операций и в ходе восстановления были предпочтительней болей от ревматоидного артрита. Выздоровление его проходило в основном в небольшом доме, принадлежавшем его матери, Барбаре, вблизи пляжа на острове Бейнбридж. Эрик нуждался в постоянном уходе. Его навещали друзья, и время от времени приезжали физиотерапевты. Вскоре после операции, когда колени еще были раздуты от отеков, Эрик поднялся и начал ходить. Однажды, вернувшись домой, Барбара обнаружила, что Эрик как-то сумел спуститься по лестнице и выйти на улицу и ходит в соленой воде. Она просто смотрела на него, на своего веселого и беспечного мальчика, который редко на что-нибудь жаловался. Вскоре после этого он уже мог уверенно ходить без трости. Однако Барбара беспокоилась о том, что будет дальше. Она боялась, что новые колени окажутся вроде новых шин для старого автомобиля. Из-за длительного пользования тростью его лучезапястные суставы тоже были сильно разрушены. Ему по-прежнему приходилось подтаскивать правую ногу к левой. Кроме того, хирург, делавший ему операции по замене коленных суставов, предупредил, что такие операции придется повторять через каждые 10–20 лет.

Как-то Эрик, стремившийся выпутаться из всего этого и снова зажить нормальной жизнью, узнал о новом лекарстве «Энбрел». Препарат этот был «биологическим», то есть делался из живых клеточных культур, а не синтезировался в ходе химического процесса. Культуры эти получались из генетически модифицированных овариальных клеток китайского хомячка. Якобы эти клетки вырабатывали белки, необходимые для борьбы с ревматоидным артритом, и останавливали разрушение суставов и воспаление. Ревматолог Эрика выразил по поводу «Энбрела» осторожный оптимизм, но сказал ему, что стоимость этого препарата не будет покрываться медицинской страховкой. К счастью, оказалось, что его врач участвует в исследовании эффективности «Энбрела» двойным слепым методом. Он включил Эрика в группу пациентов, участвующих в этом исследовании, и сказал, что если во время приема препарата у него будут зафиксированы улучшения, то, вероятно, страховая компания оплатит ему расходы на это лекарство. Доктор также предупредил, что этот метод лечения предусматривает подавление иммунной системы, что, в свою очередь, может ослабить способность организма сопротивляться обычным инфекциям, а то и вызвать более серьезные проблемы. Он также отметил, что про долгосрочные побочные эффекты препарата пока ничего не неизвестно и не исключено, что он может вызывать рак.

Эрик слушал все эти предупреждения, но сам он уже принял решение. Важнейшие части его тела были изношены, здесь и там кость скребла по кости. Качество его жизни даже с новыми коленями было настолько низким, что он готов был рискнуть. Он получил препарат в виде стерильного порошка и растворителя, которые нужно было смешивать в домашних условиях. Раз в неделю он должен был вводить себе препарат под кожу бедра. Примерно через три недели он начал чувствовать себя так, как будто он выздоравливает после долгого и изнурительного гриппа. Активное воспаление, вызванное тем, что его иммунная система боролась сама с собой, прекратилось. Постепенно стали уходить боли в суставах. Он чувствовал себя окрепшим и снова мог спать почти всю ночь. Через несколько месяцев Эрик набрал достаточный вес, у него увеличилась мышечная масса. Он уже не чувствовал себя таким хрупким. Ударяясь об углы, он уже не испытывал жгучей боли. Новых повреждений в организме вроде бы не было. Ему сказали, что если состояние будет улучшаться и дальше, то ему не придется таскать правую ногу, как он таскает левую.