И о Романе, если сильно повезет, ведь почему-то же Романоказался здесь. Именно здесь.

— Меня зовут Сергей, — представляясь, парень дажене обернулся.

— Я — Лена. А он — Павел.

Новый и такой неожиданный знакомый уже взбегал на крыльцо.Он действительно жил по соседству от эллинга, где произошло убийство, да чтотам, он жил в пугающей близости от него. Его дверь была следующей, она почтивплотную примыкала к ангару с «Такарабунэ». А «Посейдон» стоял прямо напротив,из чего Лена сделала вывод, что яхта, скорее всего, принадлежит Сергею.

— Это ваша яхта? — Пашка в который раз озвучил еесобственные мысли. Пора бы к этому привыкнуть, а не вздрагивать, как будто тебязастали за чем-то непристойным.

— Моя. А что?

— Просто. Красивая…

— Мне тоже нравится. — Сергей толкнул дверь ипосторонился, пропуская Лену и Пашку. — Прошу вас.

Это был точно такой же предбанник, какой они покинули всегодвадцать минут назад. Дверь в эллинг была приоткрыта, и Лена увидела небольшуюлодку с подвесным мотором. И широкий стапель — очевидно, место для зимовки«Посейдона».

— Нам прямо, — мягко сказал Сергей, прикрываядверь в эллинг.

Наверх, в жилые помещения, вела неширокая деревяннаялестница. Поднявшись по ней, Лена с Пашкой оказались в просторной комнате сокном во всю стену. Из окна открывалась широкая летняя панорама на Залив —она-то и сглаживала впечатление от суровой обстановки: никаких фитюлек, никакихутепляющих моментов, никаких занавесей с рюшами, скатерок и салфеточек. Коврана полу тоже не было, но светлые, хорошо подогнанные друг к другу доски пола отэтого только выигрывали.

Часть стены напротив окна занимал камин с парой фотографий всолидных рамках.

Между фотографиями разместилась довольно сложнаяконструкция, которую Лена почему-то приняла за астролябию: ничего другого вголову ей не пришло. Еще одна стена была отведена под стеллажи с книгами, восновном, как успела заметить Лена, — по кораблевождению, навигации исудовым механизмам. Отдельную полку занимали внушительного вида атласы и лоции.А всю картину немудреного обветренного быта дополняли кресло-качалка, круглыйстол и жесткий диван у стола. Ну, и еще морские приборы на стенах — тожедовольно экзотические. Лене вдруг на секунду показалось, что это не простосуровая обстановка, а хорошо продуманная суровая обстановка, рассчитанная наэкзальтированных любительниц малого каботажа. И незабываемых уик-эндов вакватории Маркизовой Лужи.

Ведь есть еще и третий этаж, а уж там дамочек,загипнотизированных волоокими барометрами и гирокомпасами, наверняка ждетсексодром с золотыми рыбками в чреве водяного матраца. С тюленьими шкурамивместо простыней. И кожей электрических скатов вместо наволочек.

Пока Лена размышляла о лукавых внутренностях дома, Пашкабросил равнодушный взгляд на приборы с лоциями (что было довольно странно,учитывая его так склонный к мужской романтике возраст) и устроился вкресле-качалке. Лене достался диван, но садиться на него она не спешила.

— Кофе? — спросил хозяин, позабыв, что заманил ихв дом стаканом воды.

— Если можно…

Сергей направился было к лестнице, но на полпутиостановился.

— Вы знаете, а кофе нет… Я ведь только сегодня здесьпоявился, в доме шаром покати.

— Тогда просто воду, — вернулась к первоначальномуварианту Лена.

— Да, конечно… Сейчас принесу.

Они с Пашкой остались одни.

— И чего пришли? — сказал Пашка ворчливо.

На Лену он даже не глядел, из вредности раскачиваясь накресле. И что у него только на уме, господи прости! Лена вдруг вспомнила, какон бросился к ней, вырвавшись из лап мародера Печенкина, как он отчаянноцеплялся за нее, как длинно и сладко плакал, сидя в машине и уткнувшись ей вколени. А автограф почти трехмесячной давности, а запах уже давно забытых еюдухов, который так и не выветрился из стриженой Пашкиной головы!.. Похоже, всеэто время он не забывал о Лене. А она даже понятия не имела о его существовании.Если бы Пашка был старше — хотя бы лет на шесть-семь, — вот тогда бы оназнала, как называется эта тихая цепкая память.

И это позабавило бы ее. И, возможно, даже развлекло. НоПашке всего лишь одиннадцать, а все отношения в этом возрасте — серьезны и исключительны.Все отношения в этом возрасте — почти навсегда. Если их не перебьет новый Би-Пиили поездка в дельфинарий с группой продленного дня.

— Чего приперлись, спрашивается, — маленькийворчун все еще не Хотел сдаваться.

— Сейчас уйдем. Потерпи.

— Сейчас — это когда? Сейчас — это сейчас или потом?

— Мы же не можем исчезнуть просто так. Это было быневежливо. Дождемся хозяина, поблагодарим и уйдем. г, — За что будемблагодарить?

Г Простой вопрос поставил Лену в тупик и вызвал легкоераздражение. С горе-скаутом из Мартышкина они знакомы без году неделя, и трехчасов не прошло, а он уже качает права! И позволяет себе поддевать взрослогочеловека. И диктовать ему, что делать, а что — нет. Лена решила пообижаться (ввоспитательных целях) и даже отошла к камину, под сень псевдоастролябии и двухфотографий в солидных, сработанных под светлый орех рамках. На одной изфотографий была снята двухмачтовая яхта, идущая вдоль океанской волны. Яхтабыла больше, чем «Посейдон», и намного больше, чем «Такарабунэ». Разноцветныешары ее парусов были преувеличенно раздуты, океан преувеличенно штормил, а самафотография скорее смахивала на рекламный постер. На второй фотографии, славабогу, не было ни яхты, ни океана. То есть все это подразумевалось, — но зарамкой из светлого ореха. В центре же композиции были двое — сам хозяин дома,Сергей, такой же темнокожий и светловолосый, и молодой человек в бейсболкекозырьком назад. Снимок, очевидно, был сделан на палубе — на заднем планепросматривались детали какой-то оснастки. А оба героя фото, стоящие в обнимку,держались за штурвальное колесо.

От бездумного созерцания фотографий ее отвлек голосвернувшегося хозяина. Прямо перед собой Сергей нес круглый жестяной поднос сдвумя стаканами. Он подошел к Лене и с видом заправского официанта нагнулголову:

— Прошу вас.

Лена сняла с подноса высокий стакан, а Сергей двинулся кПашке: второй стакан, очевидно, предназначался ему.

— А я не просил, — тут же обхамил заботливогохозяина Пашка.

И заботливый хозяин не обиделся.

— Как хочешь, приятель…

Приятель, ну конечно же, — приятель!

А еще лучше — «просто приятель». Где-то она уже слышала этонеобременительное словосочетание. И в не очень приятном контексте. Она потому изапомнила, что контекст оказался неприятным и двусмысленным. Вот только от когоона могла это услышать?..