Алкаш сделал робкую попытку вырвать из рук Лены одеколон, ноона держалась за коробочку мертвой хваткой.

— Это что же такое делается, люди добрые?! —воззвал брат-близнец Маслобойщикова к пейзанкам с панно и к кокоткам из«Плейбоя». — Это же грабеж форменный! Среди бела дня собственности лишают.Я сейчас милицию позову, посмотрим, что тогда запоешь!

— Зовите, — сказала Лена. — Зовите, или ясама позову.

Мэтр, до этого с любопытством наблюдавший за происходящим,страдальчески поморщился.

— Зачем нам здесь жандармы, друзья?

Зачем нам держиморды? Давайте выпьем сей нектар, сиюамброзию… И возлюбим друг друга, чада мои!..

— Зовите милицию, — Лена была непреклонна.

— Сука, — алкаш с тоской посмотрел на одеколон,зажатый в Лениной руке. — Ну, ничего, попадешься ты мне на кривой дорожке…

Не договорив, он попятился от стола и стал бочкомпробираться к выходу. И спустя несколько мгновений растворился за дверью кафе,в пыльном мареве улицы. На то, чтобы принять решение, у Лены ушло совсемнемного времени: как бы там ни было, этот человек что-то знает о погибшемРомане. Недаром он так испугался огласки.

Недаром он предпочел исчезнуть, не затевая с ней особогоскандала. Но как вещь, купленная в центре Питера, могла оказаться за городом, вничем не примечательной дачной местности?.. Ответа на этот вопрос не было,ответ, поджав хвост, потянулся за алкашом. И ответ этот нужно догнать во что быто ни стало, ведь подарок, купленный Романом для своего приятеля, ничего ей нескажет… Даже если она не будет выпускать его из рук всю оставшуюся жизнь.

Только бы проклятый мартышкинский пьянчужка не скрылся загоризонтом прежде, чем она до него доберется! Нет, предпринимать она ничего небудет, но может проследить, куда подастся похититель одеколона. А в том, чтоодеколон был похищен, Лена не сомневалась ни секунды. Она помнила, сколькостоила вещица. Тысячу восемьсот. И помнила, как выглядел алкаш: не первойсвежести ковбойка под кургузым пиджачишкой, потрепанные брючата и сандалеты«прощай, молодость!» на босу ногу. Все это секонд-хендовское гуманитарноетряпье не стоило и упаковки от «Ста видов Эдо».

Оставив парфюм под присмотром Маслобойщикова (развязыватьрюкзак, чтобы бросить в него «Сто видов», означало потерять несколькодрагоценных секунд), Лена выскочила из кафе.

…Пьянчужка, слава богу, никуда не исчез. Он довольно резвоудалялся в сторону железнодорожной платформы. И удалялся не один: рядом с нимшел мальчишка" которого она подвезла на «Жигулях» и с которым рассталасьвсего лишь десять минут назад. Алкаш придерживал мальчишку за плечо. Они,оказывается, знакомы, кто бы мог подумать! Это открытие неожиданно кольнулоЛену в самое сердце. А что, если появление мальчика в ее машине совсем не случайно?Что, если мальчик работает с благословения алкаша?.. Что, если и сам алкашработает с чьего-то благословения?..

Продолжить эту — вполне здравую — мысль Лена не успела. Затоуспела понять, что отношения между алкашом и мальчишкой вовсе не такие безоблачные,как ей показалось на первый взгляд. Мальчишка вдруг стал вырываться из рукпохитителя одеколона. Чтобы приструнить взбрыкнувшего юнца, алкаш даже потрясего за шиворот.

Голова мальчишки беспомощно закачалась на тонкой шее, и Ленена секунду показалось, что она оторвется и скатится на обочину дороги.

— Эй! — крикнула она в спину уходящим. —Постойте!!!

Все дальнейшее произошло почти мгновенно: алкаш вздрогнул отнеожиданности и ослабил хватку. Этим-то и воспользовался юный Павел. Онвырвался из цепких лап алкаша и бросился наутек. Его бегство не былоосмысленным — но только до того момента, как он увидел Лену. Теперь он бежалпрямо к ней. Нет, «бежал» было не совсем точным словом. Он несся, он летел, онпочти не касался ногами земли. Надо бы посторониться, а то он собьет ее, чегодоброго!.. Но Лена не посторонилась — уж слишком отчаянным был этот бег.Отчаянным и полным надежды. Предать его не представлялось возможным.

Мальчик влетел в Лену, как в спасительное убежище, в самыйпоследний момент захлопнув за собой дверь и избежав опасности.

— Я не хотел… Не хотел, — ткнувшись ей в грудь иизо всех силенок обнимая руками, прошептал он. И заплакал.

…Теперь, сидя в машине у злополучного лодочного кооператива,она знала ровно столько же, сколько знал Пашка. Это было странное, детскоезнание, причудливый мальчишеский взгляд на происшедшее. По нему совершенноневозможно было определить, где кончалась правда и начинались вариации на темусмерти Нео. Нео, а не Романа. Запротоколированная и разложенная по полочкамсмерть Романа Валевского не имела ничего общего с поэтической гибелью Нео,пришпиленного к мачте и укрытого парусом — от посторонних глаз.

В сбивчивом, размытом слезами рассказе Пашки Нео представаллучшим другом; лучшим и таким близким, что просто дух захватывало. Лена вдругпоймала себя на мысли, что Нео сыграл с Пашкой в ту же запрещенную игру, вкоторую сыграл с ней самой Роман Валевский: он подменил их прошлую жизнь. И безвсяких усилий наполнил собой настоящую. Теперь, куда бы они ни двинулись —вперед, назад, вверх, вниз, — всюду был Нео. Это Нео подсунул Пашке книгу«О разведке для мальчиков». Это Нео не позволил Лене уехать из Питера, когдаона уже готова была плюнуть на все и сломя голову бежать от ВикторииЛеопольдовны. Это Нео рассорил ее с мужем и сделал их совместную жизньневыносимой. Это Нео наблюдал за боевыми действиями Лены и Гжеся, развалившисьна нейтральной полосе. Это Нео спал в проходной комнате ее питерской квартиры,это Нео первым занимал ванную по утрам… И если бы среди пожухлых фотографий всемейном альбоме Шалимовых Лена наткнулась бы на изображение Нео, датированноетвидовой и фетровой серединой века, — она бы нисколько не удивилась.

Она даже не особенно удивилась той цепи случайностей,которая привела ее к Пашке. Или Пашку к ней — от перестановки слагаемых суммане менялась. Хотя задуматься было о чем: несколько месяцев назад она далаавтограф мальчишке, который теперь оказался в ее машине. А если бы она непоехала в город одна, то никогда бы не сбила велосипедиста и никогда бы незавернула в Пеники. А если бы она не завернула в Пеники, то никогда бы необнаружила Пашку на заднем сиденье. Но просто Пашка на заднем сиденье — этобыло бы еще полбеды, подумаешь, еще одна сомнительного качества иллюстрация натему «как тесен мир!». Пашка оказался не просто Пашкой, он оказался недолгимхранителем и посмертным другом ее собственного посмертного друга. Так чтопростое арифметическое «как тесен мир!» здесь не годилось. Формула была сложнееи относилась к высшей математике, с которой у Лены всегда были нелады. Отец —вот кто бы все ей объяснил!.. Хотя и без объяснений ясно, что формула (кто быее ни сочинил — бог или дьявол) еще даже не написана на доске до конца… И чтоадресована она Лене. И что Нео.., черт, Роман, конечно же, Роман не захотел такпросто расстаться с ней и потому послал Пашку. И лучше не думать, почему всепроизошло так, а не иначе — ведь у случайностей существуют свои собственныезаконы, которые можно проверить экспериментально. Вот она и проверяет…