сородичей не пришёл, потому что он, как рассудил Алатар, был такой один в своём роде, как и сам бенгардийский тигр.

Алатар прикладывал невероятные усилия, чтобы удерживать равновесие и не сорваться с летучего мышегада. Морщины скатывались на тигрином лбу складками, а под доспехами бурлила каждая мышца. Мышегад тщетно пытался любым способом сбросить с себя упорного наездника: бешено вертелся, приседал и резко подскакивал, на доли секунды взлетал и падал вниз. И в своём зверином отчаянии он, разогнавшись, оторвался от земли и взмыл в небеса вместе со всадником.

Напоминающее корабль с широкими раздутыми парусами белое облако непредсказуемо обозначалось в разных частях тьмой, и его косым швом прошивали гремучие синие молнии. Из облака бил радужный свет, и оно впитывало его, то окрашиваясь в отталкивающий жёлтый серный цвет, то полностью превращаясь в угольно-чёрную тучу, то приобретая бесподобную лазурную синеву и сливаясь с однотонным небом.

Алатар закрыл глаза, от бьющего в морду ветра надувались щёки, а от холода немели даже зубы. Но Алатар закрыл глаза не только от ветра, но ещё для того, чтобы зажечь в себе искру. Но то ли от того, что воздушная стихия не давала сосредоточиться, то ли от того, что подрастерял навыки, пока прозябал в пещерах, любой ледяной щит, воображённый Алатаром на пути мышегада, мышегад пробивал лбом, и ледяной щит распадался на глыбы. Проникнуть в преддверие сознания, не говоря уже о самом сознании, тоже не получалось. Это говорило либо о том, что никакого сознания у мышегада никогда и не было, либо же о неопытности Алатара. Алатар склонялся к первому варианту.

Силы у бенгардийца были уже на исходе, а лишиться их полностью значило лишиться жизни, и не только своей. «Искрой тебя не взять, языка ты, тварь неразумная, не понимаешь. Что же ты такое?» – подумал Алатар и выругался. А тем временем они поднимались всё выше и выше: туда, где разряжен воздух и нечем дышать. И когда начали индеветь усы, Алатар осознал, что пора что-то предпринять.

Падения с такой высоты ему было не пережить, и даже если каким-то чудом уцелели бы кости, то вот внутренности от удара о земную твердь, безусловно, превратились бы в кашу. А если и это переживёт бенгардийский тигр Алатар, то как он будет объяснять остальным своё чудесное спасение?

Против шелестящего, хлещущего по бокам ветра Алатар взбирался по спине мышегада, как по парящей скале. Скала дрожала, кренилась, оглашая небеса продолжительным визжащим криком, и каждый раз тонула, как поплавок, когда бенгардийский тигр вонзал когти под её толстую шкуру.

Внизу от Алатара разбегались восвояси ворсистые лесные ковры, тонкие нитевидные русла рек, неморгающие голубые глаза озёр, горные цепи, вросшие породой в такой же каменный ультрамариновый океан, убегала и знакомая полянка с малаколитовым болотцем. «Туда! Туда! Там моё спасенье!» – сверкнула мысль у Алатара. Подобравшись к шее мышегада, тигр вцепился в неё клыками – и мышегад рухнул, как подбитый, крутясь и переворачиваясь, а бенгардиец вёл его прямо в болото.

Ещё высоко. Ниже. Ещё ниже. Сейчас…

Миновав верхушку самого высокого дерева, Алатар, упёршись задними лапами в массивные лопатки мышегада, оттолкнулся, спрыгнул с его спины, сделав сальто, и разрезал болото. Но падение было неидеальным: тупой удар пришёлся по лбу, носу и груди, и тигр, наглотавшись смердящей, вязкой зелёной воды, без промедления вынырнул на поверхность.

Зацепившись за кручёный, наполовину выпавший в болото корень покосившейся сосны, Алатар подтянулся, перекинулся на зернистый торфяной мох и, приминая высунувшиеся из него щупальца молодого хвоща и перекатываясь на боку, убирался подальше от трясины.

Откашлявшись и отплевавшись от вставшей в горле тины, Алатар перевёл дух, растянувшись на поляне. Лёжа на спине и прижимая подбородок к груди, он быстро осмотрел себя и обстановку: ряска кольчугой облепила его броню, и всевозможные её щели и борозды забило чёрное, тянущееся месиво; с местом приземления бенгардиец не прогадал – на холме маячил квартет всё тех же фигур, которым следовало бы давно оттуда убраться. Доспехи не пострадали, чему Алатар был крайне рад, – только под рёбрами справа странно пощипывало и ныло, как щиплет и ноет глубокая рана, голову мозжило, в ушах шумело, словно пересыпался песок, а в глазах двоилось. Попытавшись встать, он пошатнулся, но удержался на четырёх лапах.

Из оцепенения Алатара вывел трескучий, как трещотка, грохот с утробным, стонущим хрустом крестообразно валящихся деревьев. Крылья чудища наточенными ножницами стригли их, как щуплые былинки, и стволы, падая, нещадно и без разбору заколачивали папоротники.

Алатар сорвался с места, длинными прыжками сокращая расстояние до мышегада, раздвигающего львиными лапами последний заслон из близко растущих мачтовых сосен, – только бы успеть перехватить его до того, как он доберётся до холма. Косые столбы брызг взметались из-под тигриных лап – хлюпал мягкотелый упругий мох. Но вскоре мшистая земля сменится твёрдой, и можно будет двигаться молниеносно. А вот и она! Прыжок, за ним ещё один и ещё. Заключительный рывок, прыжок и мощный укус прямо в пульсирующую венами шею чудовища.

Алатар повис на его шее, раскачиваясь и держась одними лишь передними лапами. Мышегад взбесился окончательно и бесповоротно. Между тигриных зубов, болезненно врезаясь в дёсны, застревала раздавленная чешуя вперемешку с клочьями шерсти, а в пасть, забивая глотку, лилась синюшная, без привычного железно-кислого привкуса кровь. Мало сказать, что Алатар удивился, но он и не думал ослаблять хватку. Мышегад, чтобы избавиться, наконец, от тигра, тряхнул мордой с такой силой, что чуть сам не завалился, и ещё пуще рассвирепел от глубже входящих в его шею тигриных клыков. Алатар барахтал свисающими задними лапами, силясь разодрать горло твари. Большой змеиный глаз со странным двойным зрачком бездумно, одолеваемый одной жаждой – жаждой крови, – искоса следил за каждым движением бенгардийца.

Сбросив с себя тигра, переполненный яростью мышегад пустился, невысоко поднимаясь над поляной на крыльях, к холму, но Алатар, извернувшись, приземлился на четыре лапы, успев крепко ухватиться за уползающий хвост. Мышегад обернулся, показал белые изогнутые клыки и выпустил из пасти золотой луч света, но промахнулся, оставив на земле дымящийся круг выжженной растительности. Издав скрежещущий разочарованный рык, тварь подняла хвост с тигром на нём и несколько раз со всей силы ударила им о землю, прищемив тигриные пальцы.

Теперь-то Алатару удалось полностью переключить внимание крылатого на себя: мышегад погнался за тигром, а тигр мчался стрелой, пытаясь завести мышегада прямиком в болото. Алатар слышал, как позади него дрожала, а затем зачавкала земля. У самой топи он развернулся куда-то в сторону – мышегад не успел понять, что к