у кого-то тусклее. Но природа Астриной искры мне непонятна. И это пугает меня. Способный малый, очень способный, с задатками, жаль, что не бенгардийский тигр. Весьма способный.

А где Астра? И почему всё крутится вокруг одного этого кинокефала. А вдруг его заслали как шпиона те, кто ответственен за убийство моего народа? Отчего он так любопытен, отчего всюду суёт свой кинокефальский нос? Может быть, он любопытен по своей природе, и только? Или всё же из злого умысла? А если предположить, что те четверо с ним заодно, в сговоре? Зачем им тогда маленький фамильяр – усыпить мою бдительность? И как я, Алатар, всегда считавший себя мудрым, допускаю мысль посвятить в бенгардийские тайны одного из них? Клятвопреступление, военное преступление, предательство родины и всё, всё, всё!.. А вдруг кто-то из них догадывается о… А вдруг они все… Нет, нет, невозможно… Да, Алатар, успокаивай себя, усыпляй бдительность, чтобы пропустить роковой удар… Усыпляй… Спи, тигриный страж при королевском дворе, Алатар, спи…»

Алатар разлепил глаза. Он лежал на чёрных, глянцевых, как спинка жука-могильщика, гладко источенных бурным потоком ручья голышах. Один из таких камней неуютно, давяще улёгся под виском, другие протискивались между рёбрами, иные натирали под кожей тазобедренную кость, когда тигр попытался потянуться. Не выручала и подстеленная под него завядшая душистая трава в разваливающихся шапках мха – они почти все выбились из-под него, пока Алатар ворочался во сне.

Между ушами со лба к переносице скатилась прохладная капля. Тигр рассеянно приподнял морду и встряхнул ею, зашлёпал ушами по мокрым голышам. Над ним на коленях сидела Агния и, сжимая и разжимая кулак, выпускала алмазную струйку затяжно воркующей воды из красно-зелёного, служащего ей вместо губки, мха. Алатар опустил голову на жёсткие холодные камни и вздохнул, но что-то внезапно словно впилось иглой в его мозг, и он, волнительно пожевав губами, спросил:

– Как… как вы сняли с меня доспехи?

Агния спустя короткое молчание спокойно и тихо ответила:

– Так же, как их снимаешь ты каждый вечер: не без помощи Астры, конечно. Все вместе.

Её ответ – «все вместе» – несколько успокоил Алатара.

Агния провела губкой из мха от тигриного плеча до последнего его ребра по тянущемуся алеющим серпом шраму. Алатар скривил морду, приоткрывая зубы цвета мимозы, а вокруг его носа скомкались морщинки.

– Щиплет? – спросила Агния и сама себе ответила: – Конечно, щиплет, рана-то свежая. Она-то тебя и разбудила. Боюсь, как бы зараза какая не просочилась в кровь. Ну, ты потерпи, потерпи немного, ты мальчик большой. Помню, ты говорил, что вам сложно навредить?

– Сложно, но можно. Да и то была лишь… притча, – тонким голосом усмехнулся Алатар, кашлем прочистив связки. И снова наполовину показались матовые клыки, стоило Агнии только провести губкой по ране. Алатар раскрыл пасть, будто хотел что-то сказать, но забыл или передумал, смиренно опустил изумрудно-янтарные глаза, а затем неловко поднял их на Агнию.

– Ты… ты можешь перестать? – его голос дрогнул.

– Очень болит, да? – с проникновенной заботой спросила она. – Придётся, придётся потерпеть, Рыжик, ещё немножко. Дай мне закончить промывать рану.

– Нет, нет, ты не понимаешь, не в том дело… – заёрзал Алатар и уже собрался встать, но его остановило нежное поглаживание по спине.

– Я дал обет, – сглотнул Алатар.

– Обет чего, дурашка? – засмеялась от всей души Агния, запрокидывая голову. Её косички заплясали.

– Меня не должны касаться другие… кинокефалки.

– И кому же ты его дал, этот обет? – спросила Агния и прекратила смеяться.

– Сам себе, – вздохнул Алатар, пряча взгляд.

– Это всё из-за Санджаны, да?

Алатар затрясся, у него расширились его кошачьи зрачки, и он чуть не подскочил на месте, но и в этот раз Агния не позволила ему встать, обхватив руками его шею и насильно уложив на растрёпанную подстилку. Бенгардиец смотрел на неё безумными, полными ужаса глазами.

– Ты можешь спокойно полежать хотя бы пять минут, неблагодарный ты котяра! Ты бормотал про Санджану во сне, только и всего. Не волнуйся, я не умею читать мысли.

«Не умеет читать мысли, – подумал Алатар. – А я умею, но не могу. А не могу, потому что совесть не позволяет. И почему Агния говорит так, словно она о чём-то догадывается? И Санджана…»

– Значит, во сне говорил, – хмыкнул он. – А больше я ничего такого не сказал?

– Да вроде бы нет. Только повторял её имя. Я продолжу, с твоего позволения? – спросила Агния, отжимая в ладони мох-губку. – Ты можешь, безусловно, и сам искупаться в ручье, но у тебя вся шерсть забита илом, ряской, песком… Я одна такая, заметь, вызвалась тебя чистить – все отвернули носы. Ну, как отвернули: Умбру самого надо мыть, чтобы он случайно не поскользнулся. Репрев… ну, сам понимаешь. Астра порывался, но уж больно рьяно, поэтому я ему это дело не доверила. Ему сейчас как тебе, то есть – не очень.

– Астра – добрая душа, – прокряхтел тигр.

– Я не прочь побыть твоим фамильяром. И я бы давно с тобой закончила, если бы не твои обеты. Ну так что, я продолжаю или ты будешь и дальше упрямиться?

– Ну, меня успокаивает то, что набедренная повязка всё ещё на мне, – отшутился Алатар.

– Её бы тоже не помешало простирнуть, – заметила Агния, брезгливо указывая на его некогда белые дхоти, окрасившиеся в неподобающий болотно-зелёный цвет. – Нет, я бы тебе помогла со стиркой, конечно, предложи ты мне руку и сердце.

Алатар разразился хохотом, раздувая грудь; хохот всё стихал и стихал, оборвавшись кашлем.

– Ой, ну ты меня рассмешила – скажешь тоже! Я и не думал, что ты остра на язык.

– При Умбре особо не поостришь. Ты меня в детстве не видел – той ещё была проказницей. Поэтому я разрешаю Умбре ругаться сколько влезет, и ничего ему от меня за это не будет.

– Ты прирождённая мать, – тихой улыбкой улыбнулся Алатар. – Скажи честно: нравлюсь я тебе, да? – спросил он шутливо.

– Кажется, кто-то минуту назад говорил про обет? – его игривое настроение передалось Агнии. – Время признаний? Ну, будь ты кинокефалом, я бы погуляла с тобой под луной. Только Репреву об этом – молчок: он с ума сойдёт, здесь такое начнётся… Всех изведёт. Репрев очень ревнивый.

– Ты его любишь? – просто спросил Алатар.

– Я?.. – растерялась Агния от неожиданного вопроса. – Не знаю, то есть он меня любит, и я бы, наверное, его любила, будь…

– Будь он кинокефалом, это я понял, – продолжил за неё Алатар.

– Точно. Для него это больная тема. Если хочешь обидеть Репрева, обвини его, что он родился не кинокефалом.