В каких-то трёх саженях впереди замаячил выход из леса. Млада остановилась под толстенной сосной, отбросила в сторону ненужную более палку и глубоко вдохнула. Нужно отринуть всё, что может помешать ей дальше, забыть про погибшего Вагни, шального Хальвдана и Рогла, который сейчас в одиночку шёл назад. Ведь цель всей её жизни так близка. Постояв с закрытыми глазами, она опустила ладонь на рукоять Призрака и шагнула в другой, подернутый серой пеленой отчуждённости мир.

В лагере кипела битва, и непонятно было до сих пор, кто одерживает верх. Воины рубились насмерть, не чувствуя усталости, будто те же берсерки. Млада шла, огибая разрозненные очаги сражений, и никто не смотрел в её сторону. Она знала, что не сможет удерживать завесу долго — не тот настрой. Но на её счастье полосатый шатёр жреца был совсем недалеко. Зорен, верно, надеялся, что со стороны болот к нему никто не подберётся. Теперь же достать его стало легко — только руку протяни.

Солнце миновало полуденную черту, и скупой зимний день повернул на закат. Вокруг стало заметно свободнее. Немногие воины смогли пробиться сюда, но несколько удачливых ватажников уже теснили вельдов у обители Зорена и силы были явно на их стороне. Кочевникам не выжить.

Пал от меча один кочевник, затем другой. Ещё немного, и кто-нибудь из кметей войдет внутрь. Млада почувствовала даже что-то вроде ревности: «Моё!» — и бросилась на подмогу. Пронеслась вихрем — ратники и рты поразивали: вот её не было, а тут как из земли выросла. Она всадила меч в живот одного вельда, рубанула по шее другого. Успела походя оттолкнуть кого-то из дружинников плечом. Пригнулась, уклоняясь от клинка, полоснула очередного кочевника под затылком.

Вот он, полог шатра, перед глазами. Так близко, что можно рассмотреть переплетение нитей в его холщовой ткани. Сильным ударом ноги под дых Млата вынесла последнего на её пути вельда с улицы в слабо освещённое укрытие. Вошла следом. Её противник неловко поднялся, ринулся навстречу и получил удар скрамасаксом в шею у плеча. Нож вошёл легко, до самой рукояти. Вельд глухо зарычал, потом захрипел, захлёбываясь собственной кровью. Едва не сорвав с Млады плащ, он навалился на неё всем телом и умер. Она с омерзением оттолкнула его, высвобождая нож. Медленно подняла взгляд, привыкая к полумраку.

Шатёр был огромен. Кажется даже больше, чем княжеский. Плотную ткань расчерчивали синие и белые полосы. На полу внахлёст раскинулись ковры. Не какие-нибудь, а вышедшие из-под рук диархавенских мастериц. В нескольких шагах от Млады горел большой очаг. Пахло травами и немного — сыростью. В глубине шатра, освещённый пламенем, в высоком резном кресле сидел Зорен, поигрывая зажатым в руке посохом. Вид жреца не выражал совершенно никакого беспокойства или страха. Он словно уже ждал, когда к нему кто-нибудь зайдёт. Разве что стол не накрыл. Его тонкие губы были растянуты в улыбке, а взгляд неспешно ощупывал Младу, как рабыню на торгу.

— Ты всё-таки пришла, — тихая фраза Зорена рассекла тишину. — Я уж перестал надеяться.

Млада не успела осознать смысл его слов, как за спиной прозвучал женский голос:

— Здравствуй, Байчёта…

Она обернулась и будто бы глянула в зеркало.

[1] Авваст (верегс.) — стой

[2] Сёдехн (верегс.) — назад

[3] Фо ейере аф Скогген (верегс.) — во имя Хозяина

[4] Ла дэн, са йег (верегс.) — оставь, я сказал

[5] Хост Скогген гикк, тиль вапп (верегс.) — против Хозяина идёшь, щенок?

[6] Коммер. Снат виль де вайерэ альт (верегс.) — Уходите. Скоро здесь будут все.

Глава 12

Тора вошла в комнату непривычно бесшумно. Могла ведь, когда хотела и когда не пыталась нарочито выказать очередное недовольство тем, как подопечная проводит время либо в унынии, либо во встречах с подозрительными, по её мнению, людьми. Тогда Тора переставала шаркать ногами по полу, громко вздыхать, а потому становилась совершенно незаметной и тихой.

Но на то должны быть особые причины. И скорей всего — нерадостные.

— Чего подкрадываешься, Тора? — Геста подняла голову от блестящих крупинок бисера, которыми украшала ворот недавно сшитого платья, чуть повернулась и краем глаза увидела застывшую за спиной служанку.

Тора молча протянула запечатанное сургучом письмо. Геста тут же узнала в оттиске герб своего отца — медведь на щите со скрещенными за косматой мордой мечами. Открывать послание совсем не хотелось. Она прекрасно знала, о чем будет спрашивать Ингвальд. В который раз.

Но чуть подержав письмо в ладони, как бы взвешивая его, Геста разломила печать и развернула тихо прошелестевший лист. Гонец не смог уберечь послание от непогоды: по краям буквы чуть расплылись, но слова всё ещё можно было прочесть.

Так и есть. В начале отец решил рассеять внимание Гесты кратким отвлечённым рассказом о делах и жизни родичей. Упомянул даже Сигнара. Тот снова отличился в последнем летнем походе на запад через море, привёз много добычи и щедро одарил ватажников. Вот ведь, проснулась в отце любовь к брату Хальвдана, когда и не нужно совсем. А раньше нос воротил. Отчитавшись о том, что Гесту волновало меньше всего, Ингвальд вплёл между ничего не значащих слов главный вопрос: когда же Кирилл, наконец, возьмет её в супруги честь по чести? Она невольно вздохнула и бросила листок на стол, так и не дочитав.

— Что там? — озабоченно спросила Тора. Геста не ответила — зачем? Будто нянька и так не знает.

Письма от отца приходили очень редко, и каждый раз он с удивительным спокойствием спрашивал о том, когда же случится свадебный обряд. Как будто бы между делом. Словно на самом деле это его не очень-то и волнует. Признаться, Геста ждала, что Ингвальд призовет Кирилла к ответу: до каких пор тот будет бесчестить его дочь. Ведь давно прошли все мыслимые и немыслимые сроки. Ждала, что он пригрозит, возмутится, приедет в Кирият в конце концов. Но, похоже, положение Гесты при князе не казалось ему таким уж унизительным. Конунг лишь изредка интересовался её жизнью, присылая весточки с далёкого Клипбьёрна. Даже не Кириллу, с которым разговаривал всегда почтительно, несмотря на разницу в возрасте, а ей. Будто бы