на голову какую-то тряпку, рыдала, точно я ее на мосту раздел догола и поимел на глазах у всей толпы. Потом стражник орал уже на меня, что-то спрашивал, а я ему на всё отвечал: «С Альдоги мы». Он попытался ударить меня древком копья, но я перехватил удар, крикнул:

— С Альдоги мы!

И зашвырнул его в толпу. Вот же Бездна! Перестарался, не придержал силу. Стражник снес несколько человек, в том числе и ту крикливую бабу. Я снова ухмыльнулся. А, может, зря я не прихватил свой топорик? Скольких бы я уже зарубил за это время? Жаль, только, что не в коня корм, никого сильнее меня тут не было и в помине.

Но они-то видели пятую руну! Потому и не испугались, не побежали прочь. И когда на меня попер живичский верзила, что едва ли уступал медведю ростом, я радостно смахнулся с ним на кулаках, придерживая силу. Эх, вырос-то он изрядно, и мощь для трехрунного у него была немалой, как раз на ту же пятую потянет, но драться он не умел. Только и знал, что неторопливо размахивать огромными лапищами и угрожающе рычать. Едва верзила повалился, и я готов был поклясться Фомриром, что мост покачнулся от его тяжести, как меня ударили по плечу дубиной.

— С Альдоги мы! — взревел я, выхватил ту дубину и давай охаживать стражников.

Наконец я разобрал хоть что-то в криках живичей. Какой-то бородатый хускарл рявкнул:

— Альдога! — и бросился в драку.

Но не на меня, а на тех, кто бился со мной.

— Велигород!

В драку ворвались еще люди. И я уже не понимал, с кем дерусь и против кого. Какие-то живичи встали за меня, какие-то против. Со всех сторон кричали то «Альдога», то «Велигород». Зря я Рысь выкинул, он тоже не дурак насчет подраться.

И вот диво! Хоть в бой влез чуть ли не весь мост, но никто не вытащил ни меча, ни топора, ни даже поясного ножа. С пристаней подходили еще мужики и тоже кидались в драку, крича всякое:

— Смоленец!

— Альдога!

— Холм!

— Полота!

Я вбил кулак в челюсть, почувствовал, как кто-то взял меня за плечо, развернулся, готовый врезать любому, и замер. Передо мной стоял Гуннвид в порванной рубахе и перекошенной шапке. Он кивнул в сторону Вечевой стороны и принялся пробивать туда путь, но я приметил, что и он придерживал силу, иначе бы мигом поскидывал весь люд с моста. Хотя идти за Гуннвидом сквозь толпу легко, за таким бугаем только лежачие и остаются.

Так что мост мы прошли легко, а вот перед входом на Вечевую сторону нас встретили стражники с беличьими хвостами, вкруг прикрепленными к шапкам.

— Гуннвид я, из вингсвейтар, — сказал мой попутчик. Или наверное, сказал. Говорил-то он на живом, но имя его я точно расслышал.

Стражники ему ответили, потом он, потом они. Скучно всё-таки без понимания речи, и не знаешь, чего ждать: то ли копьем ткнут, то ли пропустят, то ли серебра отсыпят. Хотя с серебром я лишка хватанул, пока Альфарики больше забирала, чем отдавала.

И когда Гуннвид уже начал яриться и покрикивать на стражников, к воротам с той стороны подъехали всадники, и у них уже не беличьи хвосты пушились, а соболиные и куньи. У сильнейшего же и вовсе белел хвост зимнего горностая, тот самый, с черным пятнышком на конце. Силы у него на одиннадцать рун, а гордости, судя по лицу, аж на все двадцать, и лицо не живичское и не нордское, а какое-то иное, хищное, с прищуром узеньких глазок и каймой черной бороденки понизу.

Он тоже взялся расспрашивать Гуннвида, а я всё разглядывал его оружие и броню. А броня занятная: в кольчужные кольца вделаны железные пластины, краями заходящие друг на друга. Я еще удивился, что при такой дорогой броне он не в шлеме, а в обычной шерстяной шапке ездит, и что железо в броне обычное, не укрепленное костями тварей. Меч добрый, поблескивает, как надо, но тоже вряд ли лучше моего топора. Аж захотелось проверить его оружие и доспех на крепость. А что? Рунами мы близки, званиями тоже, он хёвдинг, и я хёвдинг, урону ничьей чести нет. А заодно объясню узкоглазому уроду, как должно себя вести хозяевам, не набрасываться на торговых людей, что приехали дела вести, не забивать их насмерть и не отдавать на съедение птицам и рыбам. Какое посмертие получил бедолага Игуль? Примет ли его Фомрир?

Наконец горностаев хвост отстал от Гуннвида, проехал мимо и шарахнул дерущийся люд на мосту рунной силой, а потом еще и голосом добавил. Вингсвейтар же дернул меня за плечо и потащил дальше по улочке, довел до какого-то двора, обнесенного высоким частоколом, затащил внутрь, потом в дом и лишь там вдарил кулаком по стене, едва разминувшись с моей головой.

— Что ж ты, друг Кай, вытворяешь? Уж не сбежал ли ты из Северных островов, обозлив на себя конунга и ярлов? Может, зря я тебя перед Бездновым воеводой выкруживал? Может, надо было там тебя и оставить? На мосту? И что, Бездна тебя забери, с твоими рунами? Боги наказали?

Ох, зря он так со мной. Я тут же стряхнул с себя дар Рыси, полыхнул всеми десятью рунами и зарычал:

— Ты, Гуннвид, говори, да не заговаривайся! С чего бы ульверам бежать с родных земель? Неужто думаешь, что я наврал тебе про знакомство с Рагнвальдом и его сыном? Кому ты больше веришь: живичам полоумным или собрату-норду?

Великан отшатнулся от меня, почуяв силу.

— Хельт? В твои-то зимы? Неужто и впрямь бога забороли? А про нордов и живичей отвечу так: вспомни, что я про деда и отца рассказывал. Нет у нас веры ни к нордам, ни к живичам, а только к тем, кто словом и делом доказал, что достоин. Ты же нас под удар подставил!

Тут уж и я не сдержался, вдарил по стене так, что сверху что-то посыпалось.

— Я? Я под удар подставил? Потому и прячусь в живичских лесах, как тать, потому и в город пробираюсь украдкой, потому и остался с пустой мошной, хотя сюда пришел с полными сундуками. Ты бы лучше с Жирных спрашивал да с воеводы своего косоглазого.

— Почему с них? — опешил Гуннвид. — Что же там приключилось?

— С этого и разговор надо было начинать, а не кричать да дом ломать, — с трудом успокоившись, сказал я.

Надо же, с ульверами я держался стойко, не буянил, ни кричал почем зря, Дагну утихомиривал, а здесь уже второй раз вспыхиваю на ровном месте. Наверное, потому что там я был хёвдингом, а сюда пришел как обычный хирдман, не старался вести себя рассудительно.

Сели мы с Гуннвидом и обстоятельно поговорили о том, что видел он и что видел я.

— Не знаю, что там в Торговой стороне говорят, но здесь по иному говорят, — сказал Гуннвид. — Будто Жирным вздумалось вперед всего города встать, потому они женят сына не на достойной девке, а на хельтовой, и спор затеяли именно они, чтоб опорочить воеводу и поставить на его место бабу.

— Угу, потому они едва Хотевита из рода не выгнали.

— Так не выгнали же. Вроде как Жирные нарочно устроили шум, чтоб все думали, что род несогласный, а на деле никто ни с кем и не ссорился.

— Так чего ж ты на меня взъелся?

— Я с Жирными говорил. Они стоят на том, что спор затеяла сама Дагна, и если б не ваш хирд, так ничего бы и не вышло, уже и свадьбу бы сыграли, и усадили невестку бы в терем безо всяких тварей.

— Ну, знаешь, брат-хирдман… Дагна наняла ульверов, как другие нанимают вингсвейтар. Наше дело было выловить озерную тварь, и всё. А здешние дрязги нам не интересны.

Гуннвид помотал головой.

— Это горе мне разум затуманило. У меня человека убили, он тогда в Торговой стороне был, к какой-то бабе пошел, без оружия, без брони, с одним поясным ножом. Хоть он и знал живой язык, да не помогло это, узнали, что он иноземец и забили насмерть. Как мне перед отцом оправдываться? Поехал на свадьбу, а людей потерял? Нам и самим отбиваться пришлось. Если б воевода не приехал и не разогнал толпу, так и до крови бы дошло.

— Неужто не отбились бы?

— Отбились, но зачем кровь лить в союзном городе? Как бы мы потом через Велигород в Годрланд ходили? Тут ведь не только торговля крепкая, но и путь к сарапам. Отец мне строго-настрого запретил спор с кем-то затевать, не говоря уж о пролитой крови.

— А мне говорили, будто вингсвейтары Жирных защищают.

— Это уж потом, как успокоилось. Несколько моих парней стоят у них во дворе на всякий случай.

— Мне нужно с Хотевитом встретиться. Поможешь? — прямо рубанул я. — Он мне денег должен, и преизрядно.

— Если за тварь, то лучше и не спрашивай.

— А если вот за это? — и я протянул кожу с записанными словами, которую мне дал Хотевит.

Гуннвид развернул ее, медленно водил пальцем по узорам, потом кивнул.

— Да, это другое