class="p1">– Так я хотел оценить здание, чтобы построить на его месте огромный Центральный рынок, – стал оправдываться Борис. И это была чистая правда.

Распрощавшись наконец с губернатором, Борис оплатил счёт и вышел из ресторана. Он решил пройтись пешком, чтобы спокойно всё обдумать. В чём его подозревают? Если в том, что он сам поёт, то он быстро докажет свою невиновность. Удалят связки – и дело с концом. Но вот если ему сфабрикуют ОПК – организацию подпольных концертов – это конец. Пока он дошёл до дома, он тысячу раз пожалел, что не поехал на машине, потому что на протяжении короткого пути ему встретились комары-кровососы, крокодилы, ядовитые змеи, агрессивные осы, львы и тигры, коршуны и гиены. «Не Пятигорск, а джунгли какие-то!» – подумал он.

4

Пока Борис общался с губернатором, у него дома произошли события, которых никто не мог предвидеть. Оказывается, несколько дней назад в их дворе поселилась беременная львица. Из-за урагана они не слышали, как она рожала, но наутро она уже была не одна, а с двумя львятами. Когда мама пошла в сад искать Цукерберга, чтобы покормить и привязать его к дереву, она и обнаружила львицу и львят. Испугавшись за своих детёнышей, львица издала протяжный оглушительный рык. От испуга мама потеряла сознание. Зоя очень испугалась, потому что подумала, что она умерла, и вызвала «Скорую». Когда Борис примчался домой, он увидел безжизненное тело матери, а в районе шрама от кесарева сочилась спёкшаяся кровь. Борис подумал, что шрам свежий, как будто мать умерла не от страха перед хищником, а от родов. Губы его задрожали, его пронзило невыносимое осознание. Он подошёл ближе и взял белое и холодное лицо матери в руки, чтобы в последний раз взглянуть на него. Неожиданно лицо стало розоветь, черты лица обрёли подвижность, в теле затеплилась жизнь. Но мать выглядела ещё очень слабой.

– Сейчас я прострелю голову этой львице! – воскликнул Борис. – Это я виноват, что она здесь поселилась! Это я виноват, что у нас во дворе джунгли! Это я во всем виноват! Я сейчас всё исправлю. Я отомщу за тебя! Я отомщу за всех!

– Нет, нет, нет, – простонала Зумруд. – Ты ни в чём не виноват. Не мсти себе больше.

– Но как мне спасти тебя? Я не хочу, чтобы ты умирала!

Зумруд снова закрыла глаза и несколько минут лежала без признаков жизни, а потом её губы задрожали, и она, не приходя в сознание, начала что-то шептать на горско-еврейском. Борис знал родной язык и понял каждое слово, зато Зоя ничего не поняла.

– Что она говорит? – спросила Зоя.

– Да будет угодно Тебе подготовить пропитание Своему рабу – этому младенцу – обильное молоко, достаточное, чтобы утолить его потребности, и сделай мой сон лёгким, и в час, когда он заплачет, раскрой мой слух, чтобы я услышала его сразу, – перевёл Борис.

– А что это?

– Молитва, которую должна читать роженица.

Зумруд открыла глаза. Боря посмотрел на неё, пытаясь понять, что она хочет сказать.

– Мо-ло-ко… – еле слышно прошептала Зумруд.

Сил на то, чтобы сказать что-то ещё, у неё не оставалось, но Борис прочёл с её губ два слова, и эти два слова привели его в ужас. Если он сделает то, о чём просит мать, он может лишиться жизни. Но разве может он отказать матери? Отправив Зою спать, он выключил свет и ещё час просто сидел рядом, держа руку на пульсе и прислушиваясь к любым признакам жизни. Он надеялся, что мать очнётся и отговорит его от опрометчивого шага. Однако пульс замедлялся, и он понимал, что теряет мать. Едва забрезжил рассвет, он пошёл выполнять то, что должен был. У него не было десяти ягнят, которых он мог бы бросить львице, чтобы заслужить её доверие, поэтому он просто взял молочную чашу, разделся догола и, осторожно шагая, прокрался к львице. К огромному удивлению Бориса, львица даже не проснулась, и он смог набрать полную чашу. Лишь дойдя до спальни матери, он услышал злобный оглушительный рык – это львица поняла, что её вымя опустошили. Борис разбудил мать и напоил её парным молоком. Спустя час Зумруд уже готова была сесть в постели, но была ещё слишком слабой для того, чтобы приступить к своим обычным делам.

Происшествие с львицей отвлекло Бориса от тревог, связанных с нависшим над его домом облаком. Оно не только не уходило, но и увеличивалось. Теперь оно нависало не только над домом, но и над избушкой, и над всем садом, а это – ни много ни мало, двадцать соток земли. Поэтому Борис не удивился, когда в десять утра услышал стук в ворота.

Стук был настойчивым и ритмичным. Борис решил не открывать, вдруг сами уйдут. Подумают, что его нет дома, и уйдут. Чтобы дисциплинировать свои мысли и не позволить им расползтись в разные стороны, Борис открыл мидраш на первой попавшейся странице и стал еле слышно нашёптывать текст, качаясь из стороны в сторону:

– Тора указывает, какое наказание положено еврею, согрешившему с хананейской рабыней, обручённой с еврейским рабом, единственный дозволенный для неё способ стать женой еврея и частично выкупленной из рабства, но ещё не окончательно свободной. Рабыня не наказывалась смертью – карой, которая постигла бы свободную еврейку, соверши та прелюбодеяние. Вместо этого она наказывалась плетьми, ибо не была окончательно свободна, и потому её обручение с рабом-евреем, которому она предназначалась, не обязывало её в той же степени, что и свободную еврейку. Прелюбодея тоже не казнили, как это было бы, согреши он со свободной еврейкой, предназначенной в жёны другому. Вместо этого Тора обязывает его принести жертву Всевышнему. Не имеет значения, знал ли он о статусе женщины, с которой согрешил.

Стук в дверь прекратился. «Кажется, ушли», – подумал Борис, но едва он это подумал, как заколотили с ещё большей силой. Кроме того, из спальни вышла мама и попросила открыть калитку. А как ей сказать, что эти люди пришли за ним? Нет, она ещё слишком слаба, лучше Борис ничего не будет говорить.

– Ты зачем вышла? – строго спросил Борис.

– Стучат же.

– Ну и что? Мало ли кому вздумалось стучать. Что, всем открывать?

Зумруд послушно ушла к себе, а Борис продолжил свои занятия. Покачиваясь из стороны в сторону, он шептал:

– Кроме того, Тора умышленно поместила закон об обручённой рабыне после килаим. Таким образом, она намекает на то, что как запрещено нарушать порядок, установленный Творцом в растительном и животном мире, так не разрешается и производить на свет