– А я хочу, чтобы ты была счастлива! – вспылилаКонецкая. – Знаю, ты мне сейчас скажешь, что на чужом несчастье счастья непостроишь! Все это из разряда прописных истин, верных лишь наполовину. Еслиграмотно строить, то можно построить все, что угодно!

– Но я не хочу, – смиренно возразилаВалентина. – Я тебе верю, Марта: можно построить, правда. Но это будет другоесчастье. Ты знаешь, какими разными они бывают, эти счастья? Представь, что тымечтаешь, чтобы в твоем саду выросло дерево. А вместо этого приходит строительи строит дом. Хороший дом, прочный… В нем можно прожить прекрасную жизнь. Ноэто – дом. А ты хотела дерево.

Марта покачала головой и встала. С трудом распрямилась и нанегнущихся ногах, прямая, как столб, дошла до подоконника. На площадке делалазарядку полоумная старуха из соседнего подъезда: бежала на одном месте, высокозадирая колени. Пародия на спортсмена, подумала Марта. Шизофренический бегтрусцой. Все желающие могут присоединиться! Не желаете?

Она прислонилась спиной к стене, вспомнила, как заставляладевочку стоять, держа осанку, и попыталась выпрямиться. Вместо этого ноги самисобою согнулись в коленях, и Конецкая сползла вниз.

– Дьявол тебя раздери, Валентина! – пробормоталаона. – Ты мне испортила такую игру! Курица ты глупая, великодушная! Ещеодин шаг оставался – и все бы у меня получилось!

Она бессильно потрясла кулаком, словно угрожая невидимомуврагу, и в изнеможении опустила веки. Она хотела как лучше. Несколько месяцевидти к цели и так быстро сдаться… Обидно. Упущенные шансы жестоко мстят тем,кто их не удержал.

– Ма-арта! – позвала Валентина. Конецкая неотозвалась, и Мурашова, кряхтя, поднялась из кресла, доковыляла до окна иоперлась о подоконник, сочувственно глядя на подругу сверху вниз. –Послушай, Марта! Да послушай же!

Та подняла на нее несчастные глаза.

– Ты думаешь, что можешь играть с нами, как смарионетками, дергая за нужные ниточки? Поверь мне, дорогая… Я в тысячу разглупее тебя, я куда меньше понимаю в жизни, ничего в ней не видела, кроме школыи своего ребенка, которого обожала – мне ли тебе об этом рассказывать! Нопритом я знаю точно, что мы – мы-то можем быть марионетками… А вот ты не можешьбыть кукловодом. Да-да, и не смотри на меня так! Я восхищаюсь тобой, Марта. Нодля того, чтобы управлять другими людьми, нужны кое-какие черты характера,которых у тебя, к счастью, нет.

Валентина переступила с ноги на ногу, держась за стену.

– Я очень тебя люблю, – добавила она. – Умнаямоя Марта… Только не выдумывай больше ничего. Жизнь все равно умнее.

Пухлая рука легла на гладкие волосы, ласково провела по ним.Конецкая раздраженно дернула головой, и Мурашова, убрав руку, вздохнула ипобрела к двери.

Солнце садилось за дома, и возле окна в желто-розовом светесидела Юлька – на этот раз без ландышей, – устремив взгляд на Романа.Левому виску было тепло от падающих лучей, и волосы тоже нагрелись. Она поднялабыло руку, чтобы прикоснуться к ним, но по изменившемуся лицу Мансурова поняла,что делать этого не нужно.

– Выражение! Мне важно твое выражение! – повторилон в пятый, кажется, раз. – Когда ты меняешь позу, меняется и твое лицо.Пожалуйста, подумай о чем-нибудь печальном, но таком, чтобы оно не было тебенеприятно.

Юлька подумала, что после того, как Роман закончит работу,он снова пригласит ее в ресторан.

– Да-да, что-то подобное, только расслабь губы. У тебядолжен быть немного усталый вид!

«С расслабленными губами у меня будет вид слабоумной. Ведьмастолько раз повторяла, что у меня плохо с мозгами, что, возможно, так оно ислучилось в конце концов».

Нужно отдать Роману должное, он был очень терпелив и ласковс ней. Не сердился, когда она меняла наклон головы, давал ей передохнуть,спрашивал, не холодно ли в мастерской… Но его забота, поначалу так восхищавшаяЮльку, теперь казалась ей надоедливой. И даже история про цветы, которыми онзасыпал свою будущую возлюбленную, не восхищала ее так, как прежде.

Ей внезапно пришла в голову ошеломившая ее мысль, чтовозлюбленная – это и есть его жена. «В самом деле! Конецкая ведь сказала, чтоон ее завоевал». Почему-то от этого Юльке и впрямь стало печально: она-тодумала, что речь идет о необыкновенно прекрасной женщине, ангеле с небес… Ейпредставились Мансуров и Кристина, один – под окнами дома, другая – еще сонная,в своей квартире. Но теперь в воображаемую картинку добавилось столькобудничных, приземленных деталей, что она стала выглядеть совсем иначе. Набалкончике дома напротив полуголый мужик в семейных трусах курит сигаретку,равнодушно наблюдая за человеком, таскавшим охапки цветов. Пара владельцевсобак прогуливает питомцев на соседнем газоне. Из окна первого этажа доноситсяоголтелый звон будильника, а на соседней улице гудит утренняя поливальнаямашина.

«Нет-нет-нет! – запротестовала Юлька про себя. –Не надо таких деталей! Мне нельзя терять настроение. Я должна по-прежнемусчитать Романа тем самым, единственным, который мне нужен. А ты… ты всеопошляешь!»

Кто такой был этот «ты», к которому она обращалась, Юлька немогла бы объяснить, но он немедленно возразил ей: «Значит, ты уже и самапоняла, что с „единственным“ вышел промах, а? Но пытаешься закрыть глаза, какребенок, думающий, что от этого исчезнет то, что ему не нравится».

«Никакой не промах! Все у меня получится. Я должна… должна…»

«Должна – что?»

«Сделать что-то такое, чтобы все вокруг ахнули и поняли,наконец, что я собой представляю. И оценили меня! Я хочу их поразить,понимаешь? Мне наконец-то выпал шанс, так что не лишай меня этого шанса!»

«Постой, а все – это кто?» – тихо спросил голос.

– Вот-вот, держи это выражение, держи! – почтивыкрикнул Роман. – Замри с таким лицом!

«Все – это… ну, все! Мурашова! Хорошо, пускай не она… Тогда– отец!»

«Кто еще?»

Голос настаивал, и Юлька сдалась.

Конецкая, черт бы ее побрал. Да, Юлька по-прежнему хотелапроизвести впечатление именно на нее. Весь ее мир, который сейчас должен былсосредоточиться вокруг мужчины, на которого она возлагала так много надежд,вместо этого сосредоточился вокруг старухи! Как будто Юльку обступили десяткиМарт, и каждая смотрела на нее со смешанным выражением издевательскогосочувствия и жалости.

«Вот они – мои зрители, – с тоской подумалаЮлька. – Кого я обманываю? Никуда я от нее не убежала, не смоглаосвободиться. Мне только казалось, что я убегаю. Что же мне нужно сделать,чтобы перестать от нее зависеть?!»

– Откуда злость! – крикнул Мансуров, и онавздрогнула. – Юленька, ангел, девочка моя, умоляю – не теряй выражение!

Юлька застыла, и следующие пятнадцать минут прошли вмолчании – и снаружи, и внутри ее.

– Уф! Все на сегодня!