Господи, как вдруг захотелось, чтобы кто-то пожалел ее,выслушал, сказал, что все наладится! Она была настолько растеряна, что всерьезподумывала, не пойти ли ей за советом к старухе Конецкой, но вовремяопомнилась. Один раз заключив сделку с чертом и потерпев убытки, глупонадеяться, что вторая закончится иначе.

Всхлипнув, Кристина отыскала в записной книжке телефонныйномер квартиры Марты и позвонила, молясь, чтобы мать взяла трубку.

Шарк-топ-шарк-топ-шарк-топ-шарк-топ. Тапочки шваркают попаркету, сообщая всем в квартире, что по коридору движется, хромая, грузнаяпожилая женщина – по всей видимости, одна. Значит, мерзавка Лия сноваотпросилась у добросердечной Вали по своим делам.

Конецкая гневно раздула ноздри, повернула голову в сторонудвери. Та приоткрылась, будто бы под воздействием ее взгляда, и Валентина вошлав гостиную. По лбу струился пот, волосы у корней стали мокрыми. «И все равно врубашке, надетой на теплую майку. Господи, что за деревенская привычкаодеваться капустой!»

– Духота! – выдохнула Мурашова, рухнув в кресло ивытирая капли пота рукавом рубашки. – Летом мы просто сваримся.

– Летом мы будем одеваться по погоде, а не какдемонстрационный манекен из палатки черкизовского рынка. Что-то случилось? Какты себя чувствуешь?

– Физически – не очень, – призналась Валентина,моргая воспаленными веками. – Да и морально… Поэтому я и пришла.

– Тогда не тяни кота за яйца и выкладывай.

– Выложу, выложу, не торопи меня.

Она выдохнула, снова провела рукой по лбу, пошевелилагубами, как человек, пытающийся подобрать нужные слова, и наконец решилась:

– Марта, помнишь, я спрашивала тебя, зачем ты привелаЮлю? Ты мне тогда не ответила.

– Я тебе ответила, что собиралась…

– Подожди, не перебивай! – с неожиданнойтвердостью возразила Мурашова. – Да, ты что-то придумала в ответ, но этобыла неправда. Я очень долго размышляла над тем, что происходит. И в концеконцов, кажется, поняла. Час назад мне звонила Кристина.

– Вот как?

«Никакого торжества, никакой радости. Лишь легкое удивленноедвижение бровями, скорее, с неодобрительным оттенком».

– Да, и она сильно расстроена. Я не очень хорошопоняла, что случилось. Кажется, пока ничего непоправимого, но девочкаволнуется, переживает…

– Твоей девочке – за тридцатник! – усмехнуласьМарта. – Последний раз она звонила поздравить тебя с днем рождения восемьмесяцев назад. А как хвост прищемило, значит, прибежала к мамочке?

«Отлично. Ну же, Валя, возрази мне! Начни защищать своюненаглядную Кристину, как ты всегда это делала. Я выдам тебе все твои аргументы„против“, и у тебя не остается ничего, кроме жалости к заблудшей овце, которуюпотрепал в ближайшем леске проголодавшийся волк. Давай, говори: „Марта, тыошибаешься!“»

– Марта, ты ошибаешься! – покачала головойМурашова. – Точнее, снова говоришь мне неправду. Ведь это твоих рук дело,да? Это ты устроила все таким образом, что Кристине стало плохо?

– Что?! Валя…

– Не обманывай меня, пожалуйста. Ты знаешь, как этонехорошо с твоей стороны – обманывать меня! Потому что я никогда не могудогадаться, в чем ты соврала, а в чем сказала правду.

– Валюша…

– Нет, постой! Я хочу тебе сказать, Марта, что я знаю –то есть нет, чувствую, что ты затеяла что-то нехорошее. Все было не просто так:и эта бедная девочка, которую ты нещадно шпыняла, и твои встречи с Романом, укоторого ты якобы задумала купить картину… Как будто я не знаю, как тыотносишься к его творчеству! – Валентина перевела дух и закончила: – Таквот, я хочу, чтобы ты это прекратила.

Брови Марты против ее воли полезли вверх – слишком высокодля простого недоумения.

– Что ты хочешь, чтобы я сделала? – не веря своимушам, переспросила Конецкая.

– Чтобы ты это прекратила, – твердо повторилаВалентина. – Ты думаешь, я совсем поглупела, да? Я не желаю, чтобы тыпричинила боль моей девочке ради того, чтобы она снова начала общаться со мной.Я не хочу, чтобы она страдала!

– Ты не желаешь, ты не хочешь! – передразнилаКонецкая, не сдержавшись. – А чего ты хочешь?! Гнить одна со мной в этойквартире?

– Вот! Значит, я была права! Ты и в самом деле что-тозатеяла!

– Ах, боже мой, Валя! Я тебя умоляю!

– Нет, ответь мне! Это твоих рук дело?! Как бы то нибыло, я не стану в этом участвовать!

Мурашова топнула больной ногой по полу, и тут же лицо ееисказилось от боли. Глядя, как она охает, наклоняется к ноге, поглаживаетколено, Конецкая не вытерпела:

– Да! Да, моих рук дело! А вернее, моего ума и знаниялюдей! И не смей говорить, что не станешь в этом участвовать, – я делалаэто только для тебя! Для тебя одной!

– Но я тебя не просила…

Марта горько рассмеялась:

– Если бы я ждала, пока ты меня попросишь о чем-нибудь,боюсь, я бы уже приносила цветы к твоему надгробию. Нет, Валя, бессмысленнодожидаться милостей от природы. У меня все было продумано…

* * *

Все было продумано. Я не имею привычки обманывать безпричины или преувеличивать, поэтому поверьте мне на слово: секунды, ровносекунды хватило мне на то, чтобы придумать сюжет.

Я подходила к переходу перед кофейней и возле ресторанаувидела девочку в белой куртке из тех, что нынче принято называть словом«пуховик». Она собиралась зайти внутрь, и мне в бросилось в глаза, как явно онаробела и стеснялась своей дешевенькой одежды. Я люблю разглядывать лица, а унее оказалось необычное лицо – незаурядное. Правда, оно требовало огранки… Носамое занятное заключалось в том, что она представляла собой копию молодойКристины – тот типаж, который обожает Мансуров. Я всегда подозревала, что онлатентный гей, иначе откуда такое пристрастие к узкобедрым девочкам смальчишескими стрижками?

У этой девочки волосы были отросшие, довольно неопрятные,но, помнится, я тогда подумала не о волосах, а о том, что вот оно – маленькоечудо, которое мне требовалось.

Четыре года назад Мансуров завоевал свою Кристину, и оназабыла обо всем, кроме него: о друзьях, о матери, о той жизни, которую она веладо замужества. Сосуд наполнился – и в нем не осталось места ни для кого, кромеее обожаемого мужа. Бедная моя, глупая Валентина даже не понимала, чтопроисходит: поначалу дочь приезжала к ней раз в неделю, затем – раз в месяц,потом стала ограничиваться звонками. К тому моменту, когда я забрала ее к себе,уже прекратились и звонки: Кристина придумала ссору на пустом месте и решила,что теперь она обиделась на маму. Представляю, как радовался ее муж – он всегдастыдился такой родственницы, как Валя. Уже за одно это я сожгла бы все егокартины без капли сожаления, хотя видит бог, среди них есть и неплохие.