– Не выдержал бедный Николай Евсеевич, – кивнуламать, подтвердив ее опасения. – Как это говорят – развязал, да?

– Не может быть!

В душе Лены сочувствие смешалось с острой брезгливостью. Вследующую секунду к ним добавился стыд за саму себя.

– У него, наверное, что-то случилось! Мам, а ты откудазнаешь?

– Да ничего у него не случилось! – крикнула ОльгаСергеевна из ванной, и шум воды заглушил ее последние слова.

– Что?

– Его соседка сказала, что ничего серьезного в жизниНиколая Евсеевича не происходило!

Она появилась в коридоре, промокая руки полотенцем.

– Я случайно обо всем узнала. Представляешь, позвонилаему, чтобы спросить его совета по одному вопросу, а соседка оказалась вквартире Мешкова. То ли за кошкой ухаживала, то ли собирала вещи ему вбольницу… Вот она-то мне и рассказала.

– Надо его навестить, – не задумываясь, сказалаЛена. – Ох, мам, как жалко его…

– Жалко, да. А представь, что бы случилось, если бы онне в столб въехал, а в другую машину. Или в детей на остановке. Помнишь тотслучай, пару месяцев назад?

Лена помнила. Вдрызг пьяный парень, сидевший за рулем джипа,вылетел на остановку неподалеку от их дома и сбил насмерть четверых людей –троих подростков и беременную женщину.

– Можешь считать меня жестокой, – добавила ОльгаСергеевна, – но я к нему не поеду. Что хочешь со мной делай, но не верю ятому, что человек не может удержаться от выпивки, если захочет.

И Лена не поехала тоже.

К тому же ее кольнуло несколькими часами спустя. Поначалуэто пришло в виде смутного ощущения, что новость оказалась неприятной не толькопотому, что жалко несчастного Мешкова, но сформулировать это четче она несмогла. И только засыпая, вдруг поняла, что Николай Евсеевич повторил судьбустарика, запойного пьяницы, которого она описывала с такой же нежностью игрустью, с какой относилась к самому тренеру.

От этой мысли Лена тотчас проснулась. Беспокоиться было неиз-за чего – да, совпадение, каких только совпадений не бывает в нашейжизни, – но ей стало не по себе. Она снова попыталась уснуть и ужепровалилась в дремоту, но в этом полусне перед ее глазами запрыгали строчки –строчки собственного текста. Текст почему-то менялся, смысл его ускользал отнее, и она никак не могла прочитать то, что сама написала.

Рассердившись, Лена встала, разыскала «Небесный колодец» иоткрыла собственное описание трагедии, случившейся с второстепенным героемромана, Иваном Трофимовичем. Это было лишнее, конечно же. Как только сон слетелс нее, она окончательно вспомнила все, что придумала для старика. Захлопнувкнигу, Лена вернулась в постель и, сказав себе, что завтра же навестит Мешкова,уснула.

На следующий день у нее нашлись дела, потом свалилисьпроблемы со здоровьем матери, и когда Лена вспомнила про тренера, навещать егов больнице уже не имело смысла – старик давно вышел оттуда. Она все меньшехотела ехать к нему, но смутное чувство долго тянуло, толкало ее, утверждало,что она должна проявить хотя бы минимум внимания к Николаю Евсеевичу – в концеконцов, позвонить ему, раз уж ей было лень ехать на другой конец города! –и Лена почти решилась сделать это. Но тут ее ударило новостью об Эльзе Гири.

Конечно, она была не Эльзой и уж подавно не Гири. Лена незнала, как зовут эту девчонку с разбойничьим взглядом и привычкой подворачиватьджинсы – одну штанину всегда чуть выше другой, и отчего-то неизменно левую. Ноимена были неважны. Она видела ее – отчетливо, как всегда видела своихгероев, – на носу корабля, переодетой в мужскую одежду, с волосами,серебрящимися от брызг, с хулиганской ухмылкой на загорелом лице. Такой онаочутилась и в ее книге.

О том, что девчонка-роллерша едва не убилась в парке, ейрассказал сосед. По утрам он выгуливал глуповатого чау-чау, и Лена частенькоостанавливалась перекинуться с ним парой слов, подозревая, что когда-то и онокажется в одной из ее историй – возможно, даже вместе с собакой.

Когда он сказал «врезалась в дерево», Лена почувствовала,что земля уходит у нее из-под ног. Прежде ей казалось, что это фигуральноевыражение, но теперь она убедилась в том, что это не так: мягкую пружинящуюпочву, на которой отпечатались собачьи следы, словно потянули вниз и вбок, иноги у Лены тоже поплыли следом за землей. Чтобы не упасть, она схватилась засобаковода и поймала его смущенный взгляд.

– Как – врезалась? – пересохшими губами выговорилаЛена. – Отчего?

Он встревожился, глядя на ее лицо, и стал спрашивать, хорошоли она себя чувствует. Это все было не то и не о том, и с испугавшей его настойчивостьюЛена повторила свой вопрос. Тогда сосед рассказал ей все, что знал, а знал онне так уж и много – лишь то, что роллерша сильно покалечилась, едва не погибла,а все потому, что не смогла вырулить на дорожке и объехать какого-то мужчину.

– Да не беспокойтесь вы так, – приговаривалсосед, – она жива, а переломы – это дело такое, излечимое.

Попрощавшись с соседом, не в силах выдерживать егосочувственный взгляд – конечно, откуда ему было догадаться о том, чем вызваныее расспросы и тревога, – Лена вернулась к себе, но не смогла дойти доквартиры и опустилась на пыльные лестничные ступеньки.

Как же так… Сначала один, затем другая, и с такойбеспощадной, пугающей точностью! В центре Москвы неоткуда было взяться кораблю,но зато в избытке росли деревья, которые вполне могли исполнить роль скал втом, что касалось столкновений и близко прошедшей смерти. Николай Евсеевич неездил верхом, но водил машину – сложно представить образ ближе. Лена поймаласебя на том, что в панике пытается подсчитать – сколько героев умерло в еекнигах? Искалечилось? Поломало свою жизнь? Раздавая выдуманные жизни, щедронаделяя их горестями и радостями, резвясь, как ребенок с игрушкой, – комуеще она испортила реальную судьбу?!

«Ты сошла с ума! – одернула себя Лена. – У тебямания величия! Так не бывает!»

Но в мыслях всплыло интервью известного писателя, которогоЛена очень любила. «Описывая своих близких, я никогда не выдумываю для нихничего плохого, – сказал писатель. – Есть во мне глубокий суеверныйстрах перед пересечением этих непересекающихся на первый взгляд параллелей:жизни реальной и жизни книжной. Нам и впрямь не дано предугадать, как словонаше отзовется, но не только в том смысле, какой вкладывал в эту строчку поэт.Было дело, когда в жизни моей семьи происходили совпадения настолько пугающие,что не стоит даже рассказывать об этом, чтобы не прослыть сумасшедшим. Я большене хочу рисковать».

Сидя на ступеньках, Лена чувствовала, как ее колотит, но немогла понять, отчего – от того, что стены подъезда пропитаны холодной сыростью,или от того, какая картина ей представилась. «Надо выяснить об остальных… Авдруг и они тоже…»

Но выяснить это было невозможно. Не технически – с этим уЛены как раз не возникло бы проблем: профессия журналиста давала определенныепреимущества в этом отношении. Но она испытывала страх, граничащий с ужасом.Страх выглядел как строчка на белой, будто присыпанной снегом странице иначинался со слов «А что, если»…