Ковригин вернулся в издательство, ощущая себя страшноуставшим. Усевшись на нагревшийся под солнечными лучами облезлый подоконник, онвытащил из кармана лист бумаги и уставился на свои записи, по которым теперь-тоточно все можно было сказать определенно.

Эльза Гири в книге «Логово волчицы» оказалась на корабле,бурей выброшенном на скалы, и едва не погибла – переломала себе все кости, носумела выбраться на берег.

Ее прототип, соседка Лены Нина Кудряш, спустя несколькомесяцев столкнулась с парнем, катавшимся на роликовых коньках, и сломала руку.

Иван Трофимович из книги «Небесный колодец» разбился, упав слошади, потому что был пьян.

Старый тренер, послуживший прототипом для этого героя,напился и попал в аварию вскоре после выхода книги.

Вера Алексеевна из «Кошачьего глаза» умерла, потому что сынтолкнул ее под поезд.

Учительница, с которой был списан персонаж, упала на рельсыв Московском метрополитене, но чудом осталась жива.

– И это только те, кого я смог найти, – вслухсказал Ковригин и потряс головой, как будто в уши ему попала вода. – Ачто, если остальные тоже…

Он не был наделен богатым воображением, но хорошо знал Ленуи мог представить, что она испытала, проследив судьбу прототипов.

Интересно, когда она заметила? Вряд ли ей пришло в головуспециально узнать, что случалось с людьми, с которых она списывала своихгероев, после выхода книги. И сколько прошло времени, прежде чем она убедилась,что все это выходит за рамки простого совпадения?

«Бедный ты мой дружок, – про себя сказал Василий,вспоминая, как Лена, перестав писать, снова спряталась в свою раковину. –Как же такое случилось, а?»

Он свернул из листа с именами трех персонажей и трех ихпрообразов длинную трубку и постучал по стене. Из-под подоконника выбежалакрупная жилистая муха, лоснящаяся, как откормленная собака, но не взлетела, апробежала по раме и замерла в верхнем углу, подергивая крылышками.

Глядя на насекомое, Ковригин почувствовал, что егоохватывает отвращение. Он не любил мух, тем более таких. Противно былоосознавать, что муха все время сидела под подоконником, но выбежала толькотогда, когда он вспугнул ее ударами свернутой в трубку бумаги.

Ударами бумаги… ударами бумаги… Это словосочетание застрялоу него в голове, рассыпалось тамтамами, как будто собственное подсознаниехотело заставить его подумать о чем-то важном. Своему подсознанию Ковригиндоверял, а после того, как оно подсказало ему фамилию Николая Мешкова,прислушивался к нему внимательнее, чем обычно.

Муха сидела рядом… все время, пока он стоял возле окна.Отчего-то это имело важное значение. Мысли Ковригина вернулись к рассказамтроих человек, с которыми он встречался. Он снова прокрутил их в голове инеожиданно понял, почему не мог отвязаться от мыслей о мухе.

– Василий, ты чего здесь стоишь? – окрикнули его слестницы, и он вздрогнул. Сверху, перегнувшись через перила, на него смотрелЕрофеев, оттопырив нижнюю губу.

– Сашка, я сейчас уеду, – неуверенно, будтосомневаясь в правильности того, что говорит, предупредил Ковригин.

– Как уедешь? Грищук всех собирает через час!

– А я через час вернусь.

Он качнул головой, сбрасывая неуверенность, и, перед тем каксбежать вниз по лестнице, смахнул толстую муху и крикнул Ерофееву:

– Скажи, чтобы без меня не начинали!

– Шутник, – пожал тот плечами, провожая взглядомширокую рыхлую спину Ковригина, вперевалку бегущего по ступенькам.

– Что случилось? – удивленно сказала старушка, откоторой он уехал всего пару часов назад. – Зачем вы вернулись?

«Забыл спросить, не ваша ли дочь толкнула вас подпоезд», – хотел сказать Ковригин. Но она доверчиво смотрела на него иказалась такой беззащитной, что в последний момент, изменив формулировку наболее щадящую, вслух он сказал совсем не то, что собирался:

– У вас не было никаких подозрений о том, кто толкнулвас на рельсы? Ведь вы не сами упали с платформы, правда?

Она несколько раз моргнула, будто он сильно ее удивил.Пухлые, словно наполненные водой руки поднялись от колен и замерли в воздухе,как если бы она готовилась сыграть этюд на невидимом пианино. Затем плавноопустились.

– Когда ко мне приходили из милиции, я им несказала… – проговорила старуха. – Мне казалось, что все это моифантазии, и я не имею права оскорблять подозрениями постороннего человека.

Ковригин едва не вскочил. Почти шепотом, потому что емухотелось закричать во все горло, он выдавил:

– Какого постороннего человека?!

– Потому что для такого ужасного, ужасного поступка небыло и не могло быть мотива… – неторопливо рассуждала она, словно не слышаего вопроса. – Ведь самое главное – мотив, правда же? А его не было. Вот яи подумала…

– Кто? – спросил Ковригин.

– В конце концов, мне могло показаться. С моим зрением…Знаете, после родов у меня сильно упало зрение, я постоянно хожу в очках. А втот день была без них, поэтому…

– Кто?!

И тогда она одними губами произнесла имя, будто боясьвыпустить его.

Несколько секунд Василий не мог понять, почему именно этоимя, ведь оно не имело никакого отношения к происходящему. Старушка добавилаеще несколько слов и замолчала, с сомнением глядя на него. И тогда смыслсказанного дошел до него.

– Я надеюсь, вы нигде не напишете об этом? – последолгой паузы встревоженно сказала она. – Послушайте! Я никому не говорила,потому что считала, что виновато мое воображение… Не могу сказать, что якого-то видела, все это скорее ощущения, если вы понимаете, что я хочу…

– Нет.

Она осеклась, часто заморгала.

– Что – нет? Не понимаете?

– Не ваше воображение.

Ковригин откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Всевстало на свои места.

– Это не ваше воображение, – повторил он. –Это правда.

– Откуда вы знаете?! Нет, вы не можете знать!

Она вдруг рассердилась, как будто он покусился на что-тоочень важное, – после Василий подумал, что, возможно, так оно и оказалось.Ей легче было считать произошедшее с нею случайностью, а не результатом чьей-тозлой воли.

– Могу.

– Не можете! Вас там не было!

Морщинистое лицо покраснело, и он испугался за нее.

– Хорошо, хорошо, меня там не было, вы совершенноправы, – скороговоркой сказал Ковригин. – Вы только не волнуйтесь! Яникому не собираюсь ни о чем говорить!

Она успокоилась, но не до конца:

– Вы же понимаете, что не могло быть мотива? Мыработали вместе много лет, не дружили, но были в хороших отношениях!