class="p1">Тусклый свет лампочки в оранжевом абажуре освещал стол в углу горницы, видимо, отодвинутый ради танцев. На столе Сергей заметил нарезанную грубыми ломтями буханку хлеба, тарелку колбасы, открытые банки с тушёнкой и эмалированную миску варёной картошки с торчащим сверху лавровым листиком.

Две девушки — высокая и низенькая — танцевали фокстрот и, увидев вошедших, остановились, как по команде:

— Машутка пришла! — закричала высокая, бросаясь к Манюне, хотя смотрела при этом на Сергея, и ему даже показалось, что она игриво подмигнула. — Знакомь нас скорее со своим кавалером.

— Сергей, — зардевшись пионом, сказала Манюня.

— А я Надя. — Высокая протянула руку лодочкой, и её рукопожатие оказалось по-мужски крепким.

Следом представилась низенькая — её звали Ликой. Она была очень хорошенькой, с огромными тёмными глазами и крошечным ротиком, густо наведённым малиновой помадой.

Кроме девушек в комнате были ещё два парня, рядком сидевшие на диване. Одного из них Сергей уже видел и смутно припомнил, что он вроде бы работает на погрузке у третьего склада. Он тоже узнал Сергея и дружески кивнул:

— Я Женя, а ты Сергей?

Другого парня звали Иван. Вместо приветствия он сухо кивнул, бросая на Лику взгляд собственника. Она кокетливо повела плечом в его сторону и провозгласила:

— Полный сбор, друзья, прошу за стол!

Все сразу оживились, задвигались, и после того, как картошка была разложена по тарелкам, Иван взял в руки бутылку вина.

— Девушкам в первую очередь!

Большие руки Ивана слегка подрагивали, расплёскивая вино мимо рюмок, и было видно, что он зол на что-то, хотя и пытается сдерживаться.

Когда очередь дошла до рюмки Сергея, он быстро накрыл её ладонью:

— Мне не наливай.

— Брезгуешь?

— Мне скоро в рейс, — соврал Сергей, заготавливая пути к отступлению, хотя до утра был совершенно свободен.

— Ну, в рейс, так в рейс, — не стал спорить Иван.

Его дублёное лицо немного расслабилось, и он кинул помягчевший взгляд на Надю:

— Первый тост хозяйке дома.

Надя встала:

— За Родину, за Сталина!

— Ура, товарищи! — поддержала Манюня.

Перед тем как выпить, она чихнула, словно кошка, а потом подцепила на вилку кусочек колбасы:

— Сто лет колбасы не ела.

Сергей тоже попробовал колбасу, удивившись давно забытому вкусу. Сама собой закрутилась мысль, что надо бы достать колбасы Кате, вот бы она обрадовалась!

После выпитой рюмки Иван подобрел и уже не смотрел вокруг себя таким волком.

Он почти ничего не ел и то и дело подкладывал закуски на Ликину тарелку.

Женя со склада напропалую ухаживал за Надей, а Манюня, плотно придвинувшись к стулу Сергея, бормотала всякую чушь, перемежая речь восклицаниями:

— Правда тебе здесь нравится? Правда весело?

Мрачнея с каждой минутой, Сергей согласно кивал, но после фокстрота, во время которого Манюня сделала попытку повиснуть у него на шее, не выдержал:

— Мне пора.

Манюня побежала сзади и, пока он надевал бушлат, стояла рядом с глазами несчастной собаки:

— Серёжа, ну пожалуйста, останься ещё хоть на полчасика!

— Не могу, меня ждут в Ленинграде. — Он вдруг сам уверовал, что сказал чистую правду и его действительно ждут в Ленинграде, очень ждут. Если поспешить и машину быстро загрузят, то к утру можно успеть сделать рейс сверх нормы и заглянуть в казарму к Кате.

Прогонит — значит прогонит, но поговорить с ней необходимо.

* * *

Городская сводка по Ленинграду.

3 февраля, вторник

С того времени, когда Государственный Комитет Обороны принял решение о строительстве железнодорожной ветки Войбокало — Кобона — Коса, прошло немногим более 20 дней. И вот уже завершены подготовительные работы и началось строительство. Сильный мороз с ветром никого не остановил. На трассу вышли тысячи людей[28].

* * *

Бред накатил на Катю горячими волнами, из глубины которых появились расплывчатые фигуры разного цвета. Мама пришла в нежных голубых тонах, ласкающих, как струи воды. От маминого посещения Кате сразу стало легче и захотелось спать. Далеко за горизонтом угадывался белый как сахар силуэт женщины. Катя знала, что это тётя Люда, но разглядеть её не могла, потому что тётя таяла на глазах, превращаясь в полосу сизого дыма.

Подруга Оля увиделась тёмной, почти чёрной. Она неподвижно смотрела перед собой широко раскрытыми глазами, но Катю не замечала, оставаясь за чертой ледяного круга. Катя позвала Олю и попыталась безуспешно расколоть ледяной панцирь. Но Оля её не видела и не слышала.

Измученная, Катя снова заснула, погрузившись в новую волну, откуда к ней тянулись руки ленинградцев, которым она не смогла помочь. Где-то между приливами волн в Катином воображении жил Сергей. Исхудавший, с острыми скулами и милой косенькой улыбкой, он пробивался к ней сквозь хлопья снежного бурана над Ладогой. От свиста ветра у неё глохли уши, заполняя голову равномерным шумом. Кате становилось зябко и страшно. Она явственно представила на руле Сергеевы руки с обмороженными пальцами и сбитыми в кровь костяшками.

Докричаться до него не удавалась, потому что голос срывался на шёпот:

— Серёжа, держись, не сдавайся.

В горле пересохло.

— Пить. — Катя увидела склонившуюся над ней Марусю и спросила: — А где Маша?

Маруся глухо сказала:

— Маша на ответственном задании, но к утру должна вернуться.

— А сейчас ночь?

— Ночь.

Она могла бы не спрашивать, потому что казарма освещалась одной коптилкой на тумбочке, а Маруся сидела рядом полуодетая, с кое-как заплетённой косой.

Катя приподнялась на локте, обведя глазами спящую казарму. Сегодня ночь, а вчера был день, значит, она болеет уже долго.

— Маруся, а Сергей ко мне не приходил?

Рука Маруси погладила её запястье:

— Нет, не приходил. Никто не приходил, кроме доктора. Спи.

* * *

Дым из трубы в батальонной землянке рвало ветром в мелкие клочья — к пурге. Завьюжит скоро, заметёт, так что ни зги не видно, поди знай, где земля, где небо — всё смешается в одной белой круговерти.

Чтобы открыть дверь в землянку, Сергею пришлось отгрести от порога снег носком валенка. Ну и погодка — хороший хозяин собаку не выгонит. Но шофёры не собаки — должны в любую погоду крутить баранку, потому что город ждёт хлеба.

Под печку в землянке была приспособлена двухсотлитровая железная бочка из-под бензина. От жара её бока раскалились чуть ли не докрасна. Сергей подошёл к своим нарам и на минутку присел, свесив голову. Некрасиво, что он ушёл с вечеринки, но сердцу не прикажешь, тем более что мысли о необходимости увидеть Катю с каждой минутой становились глубже и отчётливее. Жаль, что полуторка не самолёт — рванул бы штурвал на себя, вжик —