- Глеб Борисович, я хотела поговорить с вами о Васе.

Глафира Митрофановна насторожилась. Что там этаязва-Катерина удумала? Конечно, Глебушка для нее, для Глафиры, всегда на первомместе, она его еще на горшок сажала и с ложки кормила, однако же и Васечку -любимчика своего - в обиду не даст.

Глебушка - уже одетый, в смокинге и начищенных туфлях, ну икрасавчик же он, господи! - пригласил гостью пройти в кабинет. Хорошо, что ондвери никогда не закрывает, даже в спальню у него ночью, когда спит, дверьоткрыта, а со слухом у Глафиры Митрофановны покамест все в большом порядке, нежалуется. Она, как было ведено, принесла поднос с кофейником, чашками,сахарницей, молочником и красивым фарфоровым блюдом, на котором бежевойроссыпью лежало домашнее печенье, и принялась неторопливо расставлять все этона низком широком журнальном столе. Глеб Борисович и Катерина уже сидели вкреслах вокруг стола, и Глафира вся превратилась в два больших настороженныхуха.

- Глеб Борисович, я подумала насчет той истории,которую придумал Вася… - начала Катерина.

- Это про мальчика и его душу? - поморщился Богданов. -Совсем никуда не годится. Что вы еще придумали?

- Нет, Глеб Борисович, вы не правы, это хорошаяистория, но дело не в ней на самом деле.

- А в чем же?

- В том, что Вася наконец придумал что-то неординарное,понимаете? Не банальные ходы для детективного сюжета, не описание драк ипогонь, не интриги внутри продюсерской компании, а что-то свое, такое, чего ниу кого нет. Глеб Борисович, вы же знаете, Вася очень хочет, чтобы его призналикак самостоятельную творческую личность, не как нашего с вами соавтора, а какполноценного писателя.

- Да какой он писатель, Катюша, господь с вами! -рассмеялся Богданов. - Он - мальчишка, одержимый манией величия, и вы понимаетеэто не хуже меня.

- Да, я понимаю, но я понимаю и другое. Есть люди,которых чем больше критикуешь, тем они лучше работают. Вы - такой, да и я, вобщем-то, тоже. Вася другой, его нельзя без конца критиковать и унижать, мы емуэтим крылья подрезаем, и у него руки опускаются. Надо дать ему…

- Шанс? - Глеб Борисович не скрывал сарказма. - Как вамериканских фильмах? Там, по-моему, на каждом шагу герои просят, чтобы им далишанс.

- Не шанс, а возможность поверить в себя. Надо егопохвалить, дать ему уверенность в своих силах. И чтобы это не было голословным,надо включить его историю в книгу.

- Исключено! В книге, где я являюсь автором, пусть ивсего лишь одним из трех, таких чудовищных историй быть не может. Катюша, я васне узнаю, вы всегда казались мне такой трезвой, такой уравновешенной, и вдруг…

- Глеб Борисович, - в ее голосе зазвучали умоляющиенотки, - я вас прошу. Пожалуйста. У меня сложные отношения с Васей, я чувствуюсебя в некоторой степени виноватой перед ним, может быть, поэтому я к немуизлишне критична. Это вроде самозащиты, понимаете?

Я от него защищаюсь, он от меня, я его критикую - он мнехамит. Но это все деревья, за которыми мы можем не увидеть леса. Я неутверждаю, что Васька - талантище, каких свет не видел. Нет, он самыйобыкновенный.

Но он не бездарь, поверьте мне, Глеб Борисович. И сейчас унего такой период, когда одно слово похвалы, один жест признания могут статьтем фундаментом, на котором он впоследствии вырастет как творческая личность.

Пожалуйста, Глеб Борисович, похвалите его, и давайте вкаком-нибудь виде вставим его историю в книгу.

Глафира старалась делать все медленно, аккуратно, тщательно,ей хотелось подольше поприсутствовать при разговоре. Но чашек было всего две, иразливать в них кофе до бесконечности невозможно. Ну еще сахару положитьГлебушке, она знает, сколько он любит, ну сливок подлить из молочника, нусеребряной лопаточкой разложить по три печеньица с блюда на маленькие плоскиетарелочки, а еще что? Пора уходить. Ничего, двери-то настежь, она и из каминнойзалы услышит. Тем более никакого секрета они из разговора не делают и голос непонижают.

- Ну что же, Катя, ваши аргументы заслуживают внимания,- прогудел низкий баритон Глебушки. - Я всей душой рад буду оказать помощьмолодому дарованию, и в этом смысле вы можете на меня рассчитывать. Однаконельзя ли это сделать каким-нибудь другим способом?

- Почему другим? Чем вам не нравится тот способ,который я предложила?

- Потому что мне не нравится история, которую придумалваш пасынок.

- Он мне не пасынок, я его не усыновляла.

- Ну пусть будет сын вашего мужа, это сути не меняет.Мне история не нравится, кто бы ее ни сочинил. , - Но почему, Глеб Борисович?Вы вдумайтесь, это очень хорошая история.

- Что в ней хорошего? Вы пейте кофе, Катя, он остывает,да и времени у нас осталось немного. Мне через десять минут нужно уходить.

- Я постараюсь покороче… Глеб Борисович, вы смертибоитесь?

- Конечно. Я уже в том возрасте, когда она совсемблизко, и было бы просто глупо не думать о ней.

"А чего о ней думать-то? - пронеслось в голове уГлафиры. - Мне лет еще больше, а я вот не думаю. Когда придет - тогда и придет,она сама свое время знает. Тут уж думай - не думай, а ничего не изменишь".

- Люди приучены бояться смерти, - продолжала между темКатерина, - им с детства внушают, что смерть - это страшно и плохо, что еенужно бояться, что хуже ее ничего быть не может, а поскольку жить с постояннымстрахом невозможно, они научились делать вид, что его нет. И смерти тоже нет.Ни страха, ни смерти. И от этого иногда строят свою жизнь совершенно неправильно.

Живут, не думая о смерти, и в то же время постоянно науровне подсознания помня о ней. Что получается? Скорей успеть, разбогатеть,испытать все мыслимые и немыслимые удовольствия, избегать страданий, заработатьвсе деньги, какие есть на свете, покататься на самой дорогой машине, поноситьсамые дорогие бриллианты, пожить в комфорте, насладиться славой и так далее. Выпонимаете, о чем я говорю?

- Примерно, - в голосе Глебушки Глафире послышаласьусмешка. - И что дальше следует?

- Из-за этих глупых стремлений человеческая жизнь, некаждая, конечно, но жизнь многих людей, становится похожа на судороги. Это,наверное, не очень точный образ, но вы дали мне мало времени… А если вдуматься,какая разница, заработаешь ты миллион или нет? Ну, не будет у тебя виллы, яхтыи коллекции дорогих машин.

И что? Да, тебя не примут в сообщество людей, которых тысчитаешь своей референтной группой. Ну и что? Ну не примут. Не будешь ты миллионером.Или не будет у тебя мировой славы писателя или, допустим, певца. Ну и не будет.От тебя ушла жена и счастлива с другим мужчиной, а ты ревнуешь, сходишь с ума,потому что тебе кажется, что этим самым она как бы на весь свет объявила: он -лучше, а ты - хуже. Ну и хуже, и что с того? Какая разница, если ты все равноумрешь? Разница есть только тогда, когда ты об этом не думаешь. А когданачинаешь думать, то понимаешь, что все это суета. Но чтобы так думать, надоперестать бояться смерти. И для этой цели, как мне кажется, все средствахороши. Историю, которую придумал Вася, можно использовать как раз для этойцели.