Наконец-то!

Меня переполняло ликование.

Свобода!

Будто издалека донесся приглушенный звон, затем вскрик, но какое мне было до всего этого дело?

Я была свободна и свобода пьянила. Силы будто напитывали меня до самых кончиков пальцев. Сколько же меня продержали пленницей, а сейчас я могу без труда разрушить любые стены и погрузить их на морское дно!

Они все заплатят за то, что сковали меня!

Бледное золото заняло почти все пространство храма. Почти… Кроме белого светящегося островка

Уничтожить!

Я набросилась на него со всей яростью освободившегося невольника. Земля вибрировала под ногами, я ощущала, как дрожат стены. Слышала, как дребезжат окна. Чувствовала, как в море поднимается высокая волна, и наслаждалась тем, что все повинуется всего лишь желанию и небольшому усилию.

Волна приближалась. Совсем скоро она обрушится на берег всей массой и со всей разрушительной силой, сметет с лица земли опостылевшие камни и унесет их и их обитателей на дно.

Тогда уже никто не посмеет удержать меня!

– Мелисса!

Тихий голос неприятно царапал.

Кто там еще пытается достучаться до ничтожной девчонки? Ее нет. И никого нет. Осталась только я. Могущественная и справедливая.

– Мелисса, держись. Не позволяй ей поглотить себя.

Кажется, настырный голос доносится из светящегося пятна. Пора с ним кончать. И я устремилась к досадливой помехе.

Золото засияло ярче, сокрушительной волной ударилось в стены, отразилось и устремилось к белому островку.

Обступило, надавило и… наконец поглотило, подмяло, растворило в своих недрах.

Ну вот и все.

Оно довольно плескалось, как сытая кошка нежится на солнце.

Теперь никто не сможет мне помешать. Ни пресвятейший, ни принц, ни Ладислав. Я уничтожу всех, кто встанет на пути.

Ладислав!

В груди больно толкнулось, и магия, мгновенно обернулась против меня, вернее, против самой себя.

Единая энергия разделилась на чистое, сверкающее золото и молочно-опаловое мерцание. Они взвихрились, сплелись и пытались уничтожить, поглотить.

Набрасывались друг на друга разъяренными кошками, шипели и огрызались. Была бы шерсть – встала бы дыбом.

Позабыв обо всем, они скручивались в тугой жгут, и стягивали силы в бурлящий центр борьбы.

Храм постепенно очистился от бело-золотого свечения, и ослепительное сияние поднялось под самый свод.

Оно разрасталось, ширилось и обступало две противоборствующие силы. Они же, занятые взаимным уничтожением, ничего не замечали, пока не стало слишком поздно – белоснежное сияние обступило, сдавило и втолкнуло внутрь меня.

Горячо! До безумия горячо! Кажется, от меня сейчас останется только пепел.  Невозможно терпеть! Я кричала, билась в конвульсиях, пытаясь избавиться от вторжения, но яркий свет только сжимал тиски.

– Потерпи, Мелисса, – издалека донесся глубокий голос, но я не могла.

Это невыносимо. Меня словно поджаривали в адском пламени. Или же ангел выжигал все греховное. Может, именно такое и есть Чистилище. Я бы мечтала о смерти, чтобы это поскорее прекратилось, если бы не была уверена, что уже умерла. И не представляла, когда все это закончится.

Сфера, в которую превратилось сияние, все сжималась, выдавливая из меня не только воздух, но и все желания, все силы.

Жар усилился, хоть казалось, что это уже невозможно. Я думала, что сгорело уже все, что могло гореть, сейчас, наверное, горела душа. Сфера сжалась еще сильнее, стала плотнее, и неожиданно все закончилось.

Прохладный ветерок ласкал то, что еще осталось не выжженным, и совсем не хотелось узнавать что это такое.

– Мелисса, вставай. Время уходит, – все тот же негромкий и глубоки голос.

Оказывается, у меня есть уши, а еще глаза. С трудом открыла их и обнаружила, что лежу на полу, а надо мной склонился Верховный маг и осторожно тряс за плечо.

Пошевелила рукой, затем ногой, покрутила головой – инвентаризация показала, что все части тела на месте. Тогда рискнула и встать.

Поднялась на удивление легко. Во всем теле не осталось ни намека на то, что совсем недавно корчилась от безумной боли. Мышцы были крепкими и сильными, и я чувствовала себя необыкновенно подвижной и ловкой.

– Ты молодец, что додумалась противопоставить две свои силы друг другу. Иначе, для тебя все было бы кончено. Да и для меня тоже. Возможно, и для других. Но ты справилась – маг потрепал меня по плечу. – А теперь, пора, – он подтолкнул меня к выходу.

Да, пора наконец освободить Ладислава!

Мелисса убежала, а я смотрел ей вслед, и сердце сжималось от плохих предчувствий. На что еще пойдет отважная до самоотречения девушка в попытке спасти меня?

Я чуть не разнес темницу, когда узнал, что ради меня она отправилась к Кристаину. И нет, не из мужского эгоизма. Вернее, не только из-за него. Это я должен ее защищать. Я должен оберегать и заступаться, а вместо этого сижу в подземелье узником, а любимая женщина пытается своим телом выторговать мою жизнь. Это было невыносимо.

Как теперь смотреть ей в глаза, если суждено будет их увидеть? Как жить и знать, что не смог защитить самое дорогое? Зачем такая жизнь?

Появление Ильен могло бы стать избавлением. Если бы нее сообщение, что Мелисса мертва. Нет, я не поверил бывшей возлюбленной. Я еще жив, а значит, жива и Мелисса, да и булавка продолжает мягко светиться, согревая мне сердце, а не потускнела, если бы ее хозяйка погибла.

Но Мелиссе хотели причинить вред, а значит, умирать рано.

Сначала я решил, что Ильен пришла уничтожить меня и сделала бы это не прилагая особых усилий. Как мог узник воспрепятствовать девице из могущественного рода?

Но она почему-то медлила и рассказывала мне, как умирала Мелисса, потом поделилась как намерена убить меня.

Чего она добивалась?

Разозлить? Чтобы я сбросил оковы и отправился мстить за себя? За Мелиссу? Мстить Кристаину за то, что пренебрег ею?

Внимательнее присмотрелся к Ильен. Ее пропитанное ядом щебетание почти не достигало ушей, а вот обезображенное лицо обращало на себя внимание. Мелисса действительно обладает мощной магией, способной, если выйдет из-под контроля, разрушить все.

Для девушки, красоте которой поклонялся весь двор и даже сам наследник, жить с таким лицом, наверное, невозможно. Неужели Ильен хочет и себя убить моими руками?

От размышлений отвлекли легкие шаги, но Ильен, увлеченная собственным монологом, ничего не слышала, пока увесистый камень не опустился на ее многострадальную голову.