Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Паркус разложила свое хозяйство на двух сборных алюминиевых столах. Много стекла, хрома, меди и никеля. Колбы, перегонные кубы, реторты, крошечные мензурки, зажатые в тиски над двумя газовыми горелками, портативный автоклав. В пластиковом саквояже — флаконы с разноцветными порошками и жидкостями. Каждый сосуд отмечен биркой с каллиграфическими надписями на латыни. Кто вообще пользуется латынью в наши дни? Разве что чокнутые хранители древности.
Сама Тамара Паркус, невысокая и костлявая, в резиновой медицинской шапочке и неизменном белом халате поверх пыльного камуфляжа, склонилась над стеклянной призмой, в которой булькала какая-то едкая черная гадость.
Эльза сцепила руки за спиной, чтобы они не дрожали.
— И насколько ее хватило?
Маленькое кукольное личико Паркус оставалось бесстрастным. Глаза под толстыми линзами очков выглядели огромными и пустыми как у насекомого. На шее болталась прозрачная маска респиратора. Неопреновые перчатки с длинными крагами на резинке облегали руки до локтя.
— Реципиент сохраняла устойчивую резистентность на протяжении сорока двух минут. Высокий болевой порог плюс моральные императивы. Боль является для ходоков привилегией. С раннего детства они учатся страдать молча. Тем не менее, после комплексного воздействия щелочных агентов на эпидермис, орального введения гемотических и некротоксинов и инъекций нейромодуляторов, она выдала нужную вам информацию. Я составлю подробный отчет с резюмирующими выкладками…
— Кончай намазывать дерьмо на бутерброд, Паркус! — рявкнула Эльза. — Я хочу услышать все сама. Будешь переводить, если что-нибудь не пойму.
Не дожидаясь ответа, она обошла лабораторный стол. Обнаженное тело ходока было распято между двумя транспортными контейнерами и зафиксировано при помощи магнитных зажимов. Эльза старалась не приглядываться к тому, что осталось от ее ног после знакомства с вольфрамовой болванкой. Чудо, что она сразу не истекла кровью. Отвисшую грудь кочевницы покрывала корка запекшейся рвоты пополам с кровью. Снизу тоже натекло всякого. Вонь стояла невыносимая. Паркус наверняка воспользовалась несколькими разновидностями ядов и кислот.
Дикарка извивалась в своих оковах, то и дело втягивая запавший живот. Каждый выдох сопровождался хрипом. Судороги корежили ее сухое, жилистое тело, но конская доза стимуляторов не давала ей лишиться чувств. Единственный сохранившийся глаз вращался как кровавая луна и похоже ничего не видел. На побуревшей от загара коже в разных местах были закреплены датчики и катетеры для внутривенных инъекций. Провода и трубки тянулись к медицинскому комбайну на раскладной треноге.
После недолгой, но отчаянной борьбы Эльза справилась со своим желудком.
— Эта тварь еще в состоянии говорить?
Паркус поправила на носу очки, как лектор в аудитории перед студентами.
— Голосовые связки и центральная нервная система подверглись минимальной деформации. Легкие пострадали от инфильтрации, но речевые функции не нарушены.
— То есть еще может хрипеть и не до конца спятила от боли, — подвела итог Эльза, — Вот ведь срань! Надеюсь она протянет еще несколько минут.
— Если не применить экстренные реанимационные процедуры, с учетом необратимого разрушения внутренних органов под воздействием некротоксина, медицинский сканер дает от восемнадцати до тридцати минут.
— Тогда какого черта мы теряем время?
— Они проснулись…
Эльза от неожиданности вздрогнула. Почерневшие губы дикарки шевельнулись. Она тяжело закашлялась, изо рта потекла кровавая пена пополам с желчью, но слова прозвучали вполне отчетливо. Эльзе даже не понадобился переводчик.
— Изначальные проснулись. Они смотрят на нас из-под земли.
— Религиозные парафразы, — вмешалась Паркус, — С вашего позволения, я могла бы заставить реципиента говорить осмысленно…
— Заткнись! — прорычала Эльза, — Просто заткнись.
— Изначальные освободили вей-ера… послали своего вестника вслед за ним, — прохрипела кочевница, — Он… Иблис уже идет на север, к Ханаану.
Эльза наклонилась вперед, приблизив свои губы к самому уху дикарки.
— Ты расскажешь мне обо всем. А потом я позволю тебе умереть.
Полтора часа спустя Эльза Доэл сидела на камне и наблюдала за тем, как океан омывает песчаные отмели. Отлив обнажил пологие участки морского дна. В мелких лужах плескалась задыхающаяся рыба. Сейчас планета находится в фазе низкой воды. Когда через полгода Валькирия заслонит Пальмиру и наступит двухмесячное затемнение, приливы тут будут достигать тридцати метров. Вдалеке волны разбивались о коралловый барьер, откатывались, вздувались и снова бросались на приступ. И так в течении тысяч лет. Секрет развития в бесконечном повторении, в переходе количества в качество. Природа не знает скуки. Ей никогда не надоест выполнять простые однообразные движения. Вода точит камень. Она будет делать это до скончания времен.
«Люди непостоянны», — думала Эльза, — «Нам не хватает терпения. Мы все время ищем чего-то нового. В этом наша сила и наша слабость».
В пяти метрах от нее стояли двое десантников в легких арамидных шлемах и бронежилетах поверх бежевой униформы. Они тихонько болтали, положив локти на висящие поперек груди винтовки. Рядом лежали два тела, до поры прикрытые брезентом. Здешний сухой климат замедляет процессы разложения. За четыре дня трупы не провоняли. Пальмира медленно выпаривала из них влагу, превращая в мумии, но длинные бурнусы и тряпки на лицах до поры скрывали необратимые изменения.
На коленях у Эльзы покоилась короткая ручная пищаль с раструбом на конце ствола. Мушкетон — вспомнила она специфический термин. Штуковина выглядела старше самого Исхода, но кованая пуля размером с яйцо трясогузки внушала уважение. Эльзе пришлось хорошенько поломать голову, прежде чем удалось правильно зарядить мушкетон. Пули, пыжи и натруска с черным порохом нашлись в вещах одной из кочевниц. Эльза надеялась, что пищаль выстрелит и при этом не взорвется у нее в руках. Конструкция выглядела простой и надежной. Чем проще вещь, тем меньше шансов, что она сломается. К сожалению, это работало не всегда.
Кроме нее, двух солдат и двух покойниц на пляже не было ни души. Они отошли почти на шестьсот