опростоволосились, – отозвалась Марта. – Я часа полтора распиналась перед Александром. Слава богу, он нормальный мужик. Сказал, что не особо она ему и нравилась, эта «Охота», и что он еще купит себе десяток таких. Другой бы судился с тобой до конца жизни, так и знай. А этот еще предложил, если что, охрану свою тебе прислать.

– Да что ты, какая охрана, – я замахала руками. – Мне с ним и так никогда не расплатиться… Как я могла ее не уберечь, Марта? Мне так ее жалко, эту картину, ты не представляешь! Я только ею и спасалась.

– Да, картина была прелестная, – сказала Марта. – Марк тогда еще сказал, что ты в нее просто влюбилась. Как у вас с ним, кстати? Продвинулись?

– Нет… Только поговорили. Он просто не может решиться. Какие-то детские комплексы. Ему надо привыкнуть.

– Может, тогда у него проблемы по этой части? Так сейчас полно таблеток! Ты спроси у него. Или проверь, в рабочем ли он состоянии.

– Марта, как я должна проверить?

– Мне что, надо тебя учить? Возьми и залезь к нему в штаны.

Я подумала и призналась.

– Я не могу, – сказала я. – Ты знаешь, я влюбилась в него как девчонка и теперь боюсь сделать ему больно. Он сам мне скажет, если это нужно. Он мне кое-что рассказал, я поняла, что для него это больная тема. Не хочу его ранить.

– А на что он тогда тебе сдался с больной темой? – Марта, как всегда, была прямолинейна. – Давай уже найдем тебе кого-нибудь со здоровой!

– Я не хочу его обижать и не хочу его потерять, – твердо сказала я. – У нас особенные отношения. У меня раньше никогда такого не было.

– Ты ненормальная. Этот ушиб головы не прошел даром. Ты не хочешь подумать о себе? У тебя самой, между прочим, тоже есть чувства.

– Когда мы влюблены, то сами для себя не существуем, – изрекла я.

– Да-а-ай конфету, – снова заныл малыш.

– Эта твоя доморощенная философия! Съешь морковку! – сказала Марта сразу нам всем. – А кстати, как это ты так быстро вылечила бровь? Это тот врач, у которого ты была?

– Тот врач, у которого я была, сказал, что в ране инфекция, что мне вовремя не наложили швы и что я останусь инвалидом с кривой бровью.

– И ты намазала ее зеленкой и вылечилась ему назло? Как это у тебя получилось?

Я боялась признаться ей, но все равно сказала:

– Это Аптекарь. Он чем-то на нее капнул, и все прошло буквально за полчаса.

Сказала и приготовилась к скандалу. Мне не хотелось говорить Марте и про четки, потому что она бы немедленно заперла меня у себя в кладовке и отправила к Аптекарю отряд спецназа, а я хотела разобраться во всем сама, как бы глупо и опасно это ни выглядело.

– Ух ты, – сказала Марта и еще раз внимательно рассмотрела мою бровь. – Он иногда бывает и добрым волшебником.

– Я выяснила, что к Аптекарю ездил Лунц.

– Директор музея? – удивилась Марта.

– Представь себе, именно он.

– И что он там делал? Думаешь, поэтому там оказалась картина?

– Картина оказалась там не без его ведома, это точно.

– Они прокручивают какие-то темные делишки с твоим алхимиком? Так, может, это он тебе угрожает?

– Лунц?

Конечно, я уже думала об этом и все время прокручивала в голове возможные и невозможные варианты. Может, это именно директор музея пробрался ко мне домой? Может, он нарочно хотел навести подозрение на Аптекаря и подбросил мне его четки? А может, я просто выгораживала Аптекаря?

– Ну да, – кивнула Марта. – Боится, что ты что-то узнала, и хочет тебя припугнуть.

– Я тоже об этом думала. Но Аптекарь сказал, что Лунц болел и он его вылечил. То есть он не сказал это открытым текстом, это я уже сама догадалась. Так вот, я подумала, что он мог расплатиться за лекарство картиной.

– Мама, дай конфету! – заорали дети в один голос.

– Ой, у меня же есть шоколадка! – вспомнила я. – В сумке. Можно дать им шоколадку?

– Давай, конечно, – махнула рукой Марта. – Все равно они не отстанут. Но что это должно быть за лекарство, ты уж меня извини? Расплачиваться национальным достоянием? Мировым, я бы даже сказала.

– Но если он был неизлечимо болен, Марта? Ради того, чтобы спасти жизнь, можно отдать и весь музей.

Я отдала детям шоколадку, и они весело кинулись ее разворачивать.

– Эй! Поделите пополам и не кусайте, как дикие дети. Сначала разломите на кусочки и громко посчитайте, сколько кусочков у вас получилось. Так, чтобы мы с тетей Агатой слышали. А потом мы поделим кусочки поровну. Ну да, я с тобой согласна. – Она снова повернулась ко мне: – Хотя я бы не исключала, что это он тебя пугал.

– Я попробую что-нибудь узнать, – решила я. – Мне нужно еще раз попытаться поговорить с Лунцем. Если он меня не выставит.

– Мама! – вдруг закричали дети.

– Господи, какие неугомонные! Что там у вас стряслось? Посчитали?

– Тут какая-то железка! Ее тоже считать?

– Какая железка?

Мы кинулись к детям. Марта быстро выхватила у них из перепачканных ручонок кусок шоколада, в котором действительно что-то блестело. Марта попыталась вытащить этот странный предмет, но тут же ойкнула, на пальце у нее показалась кровь. Мы посмотрели друг на друга и даже не смогли ничего сказать. В шоколадке, которую я нашла у себя в сумке, оказалось тонкое острое лезвие.

Глава тридцать первая

1

Никогда еще Артемида не чувствовала себя такой несчастной и беспомощной. Все ее надежды погибли этим утром, как будто это о них написали тот короткий некролог. Никаких шансов теперь не осталось, и все вернулось на круги своя.

Примерно за месяц до этого Артемида встретилась в одном маленьком кафе со своим бывшим однокурсником, с которым не виделась несколько лет, с тех пор как он был вынужден покинуть страну после одной не очень приятной истории. Она всегда гордилась им, он преуспел, сделал карьеру, в его биографии были невероятные взлеты и катастрофические падения, а она так и осталась просто секретаршей. Но вовсе не потому, что не была амбициозной или ей недоставало способностей. У нее имелась веская причина.

Когда они еще были студентами, Артемида влюбилась в мальчика из параллельного потока. Он был симпатичным, стройным, кудрявым, считался душой любой компании и подавал большие надежды, она следила за каждым его шагом, она знала, что он добьется очень многого, ведь он был самым талантливым и самым перспективным. В институте между ними так ничего