несколько типов людей: самозваные герои, героини, негодяйки, негодяи и те, весь смысл существования которых заключается в том, чтобы встать между героями и их героинями. Я иногда задумывалась, почему негодяйки почти всегда родом из города. Как так получается, что место, где всегда тепло, делает их такими завистливыми, такими неугомонными? Героини же, напротив, частенько изображаются как невинные сельские девушки, которые (как я) живут простой жизнью. Но, честно сказать, мне это казалось неправдой. В конце концов, все герои тоже родом из города, и они не таят в себе грязные мысли и похабные идеи, как негодяйки. Значит, не город делает людей плохими или хорошими, а их собственные желания: страсть, алчность, злость, похоть (во всяком случае, так говорят герои героиням). Папа даже сам это говорил. Это одно из поучений Будды, сказал он.

Мама однажды предупредила меня, чтобы я не слишком увлекалась радиоспектаклями. Она боялась, что я стану шлюхой, как эти девушки. Но ее слова вновь заставили меня призадуматься: какие девушки? Ревнивицы? Если уж я стану кем-то, то похожей на героев и героинь, сказала я ей, потому что они хорошие люди.

– Какая же это чушь! – воскликнула она по-исански. – К тебе это не относится, – добавила она. – Ты не сможешь повздорить с кем-то или убить кого-то из-за наследства или завещания. У меня ничего такого для тебя нет.

Эти драмы, уверяла мама, разыгрываются в других местах – местах, где нам никогда не побывать. Поэтому какой смысл их слушать? И чем больше мы будем их слушать, тем больше вопросов у нас будет возникать, и тем больше мы будем завидовать тем, у кого есть то, чего нет у нас: мы захотим жемчужные ожерелья и брильянтовые кольца, какие герои дарят героиням; мы захотим носить изящную одежду и водить «Мерседес» подобно негодяйкам. Мама сказала, что Нао, дочка наших соседей, пристрастилась к радиоспектаклям. И в один прекрасный день ее любопытство взяло над ней верх, и она сбежала в город. Когда она вернулась домой, ее почти никто не узнал: на ней было аляповатое яркое платье, а лицо с толстым слоем макияжа напоминало рожу жуткого пхи попа. Дядя Кун – ее отец – и жители деревни волей-неволей подумали, что Нао отправилась в город, чтобы спать с мужчинами за деньги. И мама не хотела, чтобы я стала такой же.

Каждый день я весь день напролет занималась домашними делами, стараясь облегчить родителям бремя их забот, как поступила бы всякая хорошая дочь, выказывающая благодарность. Папа говорил, что я для них свет в окошке. В отличие от других семей в нашей деревне, которые отправляли своих дочерей из дома, бороться за существование в большом мире, он обо мне пекся, лелеял меня и делал все, чтобы я жила в комфорте и уюте под их крышей. И тем не менее, в нашем доме стали происходить странные вещи. Странности постоянно проникали внутрь сквозь стены: обрывки слухов о наших соседях, незнакомые образы, казавшиеся неуместными в доме, где я выросла и к которому привыкла. Иногда меня посещали тайные мысли, и чувства, и сомнения, которые я не могла отогнать прочь. Я думала о словах папы, который обещал мне, что мои приступы озноба со временем пройдут сами по себе, но они не проходили. И когда мне казалось, что они оставили меня в покое навсегда, они снова возвращались. Я думала о скандалах, о тех нравоучительных историях про наших деревенских парней и девушек, какие мама мне рассказывала в назидательных целях, чтобы я не стала такой же, как они. И хотя у меня не было ни шанса стать такой же, как они – я же постоянно была у родителей на виду, в доме, не имея возможности куда-либо выйти, – эти слухи находили себе лазейку и проникали сквозь стены нашего дома, постоянно возбуждая во мне сомнения.

Все в жизни происходило так, как происходило, а мне даже не позволяют слушать радио? Мысленно я возражала папе и маме, ощущая в глубине души чувство вины за то, что я такая непокорная. По крайней мере, это были всего лишь мои тайные мысли.

Однажды в нашу деревню приехал мамин работодатель для сбора готовых тканей. Наш дом был последним в его списке. Покуда мама засовывала в его сумку свои ткани, он все поглядывал на меня. Его горящие глаза буквально меня пронзали. Под его буравящим взглядом я чувствовала, как вся обмякаю. Он молчал и редко вставлял слово, но когда он раскрывал рот, его голос звучал ясно и ласково. Он был лет на пятнадцать старше меня, цветом его кожа напоминала коричневый сахар, а на голове была густая копна черных кудельков. Он был высокий и мускулистый, но в его горящих глазах угадывалась какая-то грусть. Его губы задвигались, как будто он собирался что-то мне сказать, но не произнес ни слова.

Наконец он сказал маме:

– Ваша дочь так быстро растет, тетушка.

Мама на миг замерла, прежде чем задать вопрос:

– Как ваша жена?

Он замолчал – словно не найдя слов – и уперся взглядом в бетонный пол.

Не знаю, о чем я тогда думала, но я ткнула его чуть повыше локтя. Он слегка вздрогнул и перевел взгляд на меня.

– Отвезете меня на рынок? – произнесла я.

Он молча глядел на меня, на его губах играла улыбка. Мама обернулась и велела мне пойти наверх.

Думаю, именно в тот момент – зимой 1974 года, в день, когда мамин работодатель заехал к нам в дом забрать ткани и я сгоряча спросила у него, может ли он отвезти меня на рынок, – моя жизнь начала меняться.

Все накатилось, как тихая волна, медленно набегавшая на протяжении следующих нескольких месяцев. Даже в его отсутствие его имя вторгалось в мой дом, произносилось и всплывало в разговорах родителей. Его звали Сисак. Мама как-то сказала папе, какой хороший и трудолюбивый человек г-н Сисак. И они жалели его за то, с чем пришлось столкнуться его жене. Она страдала какой-то неведомой болезнью, которая сделала ее полностью недееспособной. В результате г-ну Сисаку пришлось работать за двоих. А после работы он приходил домой и подбирал мочу и фекалии за больной женой. Бедняга!

Через месяц мама сказала мне, что жена г-на Сисака скончалась после многолетних мучений. К счастью, детей у них не было. Такой неколебимо целеустремленный и добронравный человек, как г-н Сисак, без труда сможет найти себе новую жену. Любая женщина захотела бы для себя такого мужа.

А еще через месяц г-н Сисак