замашисто и бойко, устала животрепетать, потеряла нежность, выходящую из-под самого сердца, заменив ее на раздражительность. Страданиям моим не было конца, и это, как в зеркале, отражалось на Брисе. А как терзал меня сладостный яд воспоминаний о безоблачных встречах, о хрустальной чистоте, когда жизнь, казалось, летела, как удалая русская тройка в безусловную нравственную арку счастья.

Как ни странно, меня немного успокоила фраза Карла Маркса: «Быть чувственным, значит быть страдающим». Но что конкретно он имел в виду? Рождение внебрачного ребёнка от чувственной связи со служанкой? Хорошо, что друг Энгельс выручил, как всегда, и признал ребёнка своим. А может быть чрезмерное употребление алкоголя, превратившего чувственного Маркса в хронического алкоголика? А может быть, страданиями добывается мудрость?

Конечно же, встречи с Брисом давали мне передышку, излечивали меня. Так однажды мы бродили по узким улочкам Латинского квартала, во многом сохранившим атмосферу прошлого. На каждом шагу встречались мемориальные доски: «Здесь жил Мандельштам, Эрнст Хемингуэй… Поль Верлен…» и т. д. А вы знаете, почему квартал называется Латинским? В Средневековье здесь был университетский городок, и студенты из разных стран общались на латыни. Французы утверждают, что даже проститутки изъяснялись на латыни, другого выхода не было. Этот квартал остаётся «мозгом Парижа» и по сей день, сконцентрировав в себе все самые престижные высшие учебные заведения и лицеи.

Брис, как всегда, восхищался моим даром быть разной, не похожей на себя вчерашнюю. И сегодня вид у меня просто ангельский: белая романтическая блузка с воланами, удлиненная юбка, талию мягко облегает пояс, завязывающийся сзади бантом, а волосы заплетены в косу с тонкой нитью жемчуга. Брис не скупился на комплименты.

– Я окован, очарован и совсем ангелизован.

Мы зашли в маленький, совершенно пустой ресторанчик и уселись в уголке рядышком на диване.

– Ты ангел, настоящий чистый ангел, все любуются тобой, а я тебя люблю!

Я улыбаюсь ему и вдруг так захотелось положить голову на его обнаженную грудь, что я начала расстегивать пуговицы на его рубашке. Подошел гарсон с вытаращенными глазами, но на меня это не подействовало, и я продолжаю расстегивать дальше.

Брис улыбается, как ни в чем не бывало, вежливо просит:

– Принесите нам что-нибудь весёленькое и вкусненькое, только очень быстро, видите, моя девочка так голодна, что скоро меня съест. Сдачи не надо, обеспечьте покой.

«Покой мне только снится», – подумала я, положив голову ему на грудь. Нам стало так хорошо, как прежде.

– Я хочу танцевать с тобой нескончаемый блюз вот так, с этой ангельской головкой у меня на груди, и чувствовать тебя всю, нежную, тонкую, горячую.

Видимо Латинский квартал навеял мне известное выражение «CARPE DIEM» – наслаждайся прекрасным мгновением! Так нет же. Чтобы забыть о своих пороках, так хочется видеть чужие…

Я смотрю Брису в глаза, чуть затуманенные, с поволокой, прикрытые длинными ресницами.

– Брис, при мысли, что ты смотрел такими же глазами на других женщин, я превращаюсь в действующий вулкан. Сколько их было у тебя? Ты забыл их имена, ты не помнишь их лица, ты только позволял себя любить: «Я не мог отказать женщине» – тоже мне, сексуальный рыцарь, любовный ас с большими атрибутами. Это не твоя заслуга – это дар божий, но мне все равно, на десять сантиметров больше или меньше.

– Ты бы еще километрами измеряла, – хотел превратить всё в шутку Брис.

Но меня уже трудно было остановить, познав свое несовершенство, так хотелось в этом же упрекнуть другого.

– Если бы ты одаривал своим вниманием одиноких, покинутых, слабых женщин, вселяя в них уверенность и надежду, если бы ты стоял на коленях перед африканской красавицей, показывая этим всю пошлость вульгарного расизма – я бы тебя боготворила, потому что меня возбуждают только благородные, высокие идеи, мне нужен смысл, понимаешь, смысл жизни. Но ты выбирал красивых, пресыщенных, буржуазных, и ты не жалел для них своей красоты, своей молодости, своего рыцарства, вливая в их жадную плоть твою ароматную сперму, одаривал их цветами или украшениями. И после этого ты смеешь мне говорить: «Моя девочка, я купил тебе прелестную пижаму в кружевах и покрыл ее поцелями» – тебе не стыдно? Запомни, я сплю совершенно обнаженной, таким образом организм обязан согревать тело до нужной температуры и сжигать мои «сладкие» от пирожных калории. Твой амурный шлейф… Я чувствую его запах… мне противно.

– Ты хочешь справку от врача?

– Да.

– Хорошо, я тебе её принесу, – ответил спокойно Брис, глядя мне прямо в глаза. Ты, как всегда, права, извини, прости…

Он так дорожил мной, что был готов на всё, только бледность выдавала его волнение, его боль.

– Ваша буржуазная мораль… как отвратительная колонизация общественного пространства порнографией. Вот ваш капитализм с порнографическим лицом!

– Mon amour, я согласен с тобой, это уродство! Ты хочешь, мы вместе будем с этим бороться.

– И станем сексуал-революционерами?

– Я не шучу. Консерваторы всегда боялись настоящего любовного пробуждения, потому что оно способно подвигнуть людей на сопротивление всем видам политического и социального притеснения. Любовь ведет к духовному подъему, а порнография убивает чувства, превращая людей в послушных баранов. Любовь – это сила! Я люблю тебя, только тебя, мой звездокрылый ангел. Прости.

Мне было так жаль его. Ведь женская раздражительность страшно действует на мужское тело, но закон инерции… остановиться невозможно.

– Почему бы тебе не спариться с баронессой Роксаной? Она ведь влюблена в тебя давно, правда, тебя опередил твой друг Алекс…

– Стиль барокко – не в моем вкусе, барочные женщины – порочны. Грудь настоящей женщины должна помещаться в ладони мужчины, а не в ведре. Ты помнишь грацию древних греческих скульптур, мне кажется, это ты – ожившая греческая богиня, надевшая современные джинсы, и я боюсь тебя раздеть, чтобы ты снова не превратилась в мрамор. Мне припомнилась поездка нашего класса в Рим, где мы посетили Колизей и другие восхитительные места. В конце дня наш учитель истории спросил: «У кого есть вопросы?» «А почему римляне строили только развалины», – с удивлением произнесла Роксана.

Я рассмеялась, и мой гнев разгневался, то есть исчез.

– Брис, я знаю, что женская раздражительность разрушает мужское тело, а ведь твое тело – невиновно. Я хочу сесть тебе на колени и обнять тебя, чтобы напоить твое тело моей энергией и восстановить его.

Брис счастливо и недоверчиво улыбается, совсем не ожидая такого вот конца.

В этом и заключается наша непредсказуемая женская сила!

– Брис, это невозможно. Я даже не могу спокойно посидеть у тебя на коленях, я чувствую твой…

Он с интересом смотрел на меня, что же я еще выдам.

– Хулиган!