Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне стало так грустно и больно, что на глазах появились слезы.
Вдруг Алекс нервно отодвинул свой стул и весь в слезах опустился передо мной на колени:
– Анж, прости, ты плачешь… это я виноват.
– Нет, это виновата война, но время не властно над истинными героями… потому что любовь сильнее смерти.
Кто мог знать, что Алекс такой слезливый. Мне невозможно представить плачущего Бриса, он скорее умрёт, чем заплачет. У Бриса все страсти бушуют внутри, и только бледность выдает его волнение, но он этого не знает. Ведь «умирающий лебедь» он только со мной, с остальными он румян, весел, задорен, остроумен, душа любой компании.
А что же делать с Алексом?
– Ай, вскрикнула я от боли. По всей видимости, Алекс потянул скатерть, и тяжелый нож упал мне на ногу.
Брис моментально побледнел.
– Ничего страшного, друзья мои. Просто упал нож, и я вскрикнула от неожиданности.
Официант уже принес лёд в салфетке, и Алекс, положив мою ногу себе на колени, осторожно прикладывал его к ушибу. Брис обнимал меня за плечи и постоянно спрашивал, как я себя чувствую.
Странно, хотелось ответить мне, каждое прикосновение Алекса – как удар током.
– Маркиз, – обратился Алекс к другу, – посмотри, как тонка её щиколотка, я обхватываю без всяких усилий. Брис, если ты патриот Франции…
– Я – интернационалист, так что этот номер не пройдёт, дружок. Я понимаю твоё желание предложить Анж корону Франции, но она терпеть не может монархистов и королевским лилиям предпочитает серп и молот! Так что руки прочь от щиколотки!
Все смеялись и шутили по этому поводу. Но Брис был бледен, и я знала, что это значит.
– Друзья мои, все в порядке, нога уже больше не болит.
– Но болит сердце, у меня, – сказал Алекс, убирая лёд.
Я опустила ногу на пол, вроде бы все в порядке.
– Mon amour, прости этого монархиста, ты ведь не привыкла к французским шуткам. Как ножка?
– Только один вариант – нести меня на руках, – с улыбкой ответила я.
Лицо Бриса зажглось солнцем, и он, посадив меня к себе на колени, кормил из ложечки мороженым, но сам к еде даже не притронулся.
– Маркиз, ты не пьёшь шампанское? – спросила удивлённо Роксана.
– Вы знаете, друзья мои, всё стало пресным и невкусным с тех пор, как я сел на наркотик, – сказал Брис смеясь, глазами показывая на меня.
– Вернее, наркотик села на тебя, – заметил грустно Алекс, и ты забыл своих друзей.
– Брис, как ты изменился, – заметила Роксана. Раньше ты был славным мальчиком, а теперь превратился в такого мужчину… ты так раскрылся, просто дух захватывает от твоей мужской сексуальности. Наверное, все хорошенькие женщины строят тебе глазки…
– На меня это не действует, – с улыбкой ответил Брис и посмотрел мне в глаза таким глубоким, обожающим взглядом, что я покраснела и потянулась к стакану с водой. Я пролила несколько капель воды, и Брис слизывал их с моей кожи.
По всей видимости, на Роксану это произвело впечатление:
– Маркиз, прекрати её облизывать, нам ведь тоже хочется.
– Алекс, займись девушкой, – спокойно ответил Брис.
– Но прежде всего просуши брюки, они у тебя мокрые от растаявшего льда, – посмотрев на Алекса, произнесла я.
– Это не ото льда, – ответил он, и все опять засмеялись.
– А от чего же? – не поняла я.
Смех еще громче.
– Девочка моя, не обращай внимание. Это глупости. Ты бы дала им часть своих мозгов, чтобы они поумнели. Лучше поговорим об искусстве.
– Вчера вечером я случайно попала на «Щелкунчика» и получила массу удовольствий, – с радостью поддержала Роксана.
Брис от смеха изнемогал, мне даже пришлось пересесть на стул, а Роксана ничего не могла понять.
– Ты знаешь, что означает «Щелкунчик» по-русски? Я сейчас скажу тебе на ушко.
Он встал и пошел к Роксане, теперь это уже она стонала от смеха.
– Анж, – притронулся к моей руке Алекс, опять нас шарахнуло, что происходит, не знаю, что со мной.
– Всё в порядке, доктор Зорге.
– А теперь я хочу сказать тост. – Я поднялась. Брис и Алекс встали рядом, а потом присоединились и остальные с бокалами в руках. – Дорогие друзья! Вы совершенны и изысканны. Наша встреча помогла мне приблизиться к вам и вашему духовному миру. Во Франции не принято произносить тосты, каждый выпивает в одиночку. У нас же это часть русской культуры – мы одновременно подымаем наши бокалы и смотрим обязательно друг другу в глаза и чувствуем, что мы вместе и наше человеческое братство так прекрасно – это союз друзей. Вы – это мир рациональный, материальный. У нас иррациональный мир возвышенной красоты. И я надеюсь, что красота спасёт мир. Ваша страна такая чистая, красивая, пряничная! У нас же – вольные, огромные дикие пространства. Там, где много пространства, много времени, поэтому у нас, у русских, есть время, и мы будем ждать, ждать вашего западного понимания, внимания и братства. За дружбу, друзья мои!
– И за любовь – прошептал Брис мне на ухо. Все закричали «Ура! Ура! Encore, еще encore!»
Я стояла между Брисом и Алексом, такими высокими, красивыми и такими разными.
– Возьмемся за руки, друзья, и споём очень красивую песню
Я взяла за руки Бриса и Алекса, который просто сжигал мою ладонь. Я очень старалась, я действительно прикладывала все усилия, чтобы превратить любовную энергию Алекса в дружескую.
Все, взявшись за руки и раскачиваясь влево-вправо, старались хоть как-то подпевать мне:
Давайте восклицать,
Друг другом восхищаться,
Высокопарных слов не надо опасаться.