– Надеюсь, ты сегодня не завтракал. Это ни на что не похоже.

Иво шагнул в прихожую и направился к двери, ведущей в гостиную.

Массивные стеллажи для книг, темно-коричневый кожаный диван и к нему столик с резными ножками.

– Как там Хуртиг? – спросил он, поворачиваясь к Олунду.

– Разговаривает с Биллингом. Похоже, Биллинг хочет, чтобы расследование вел кто-нибудь другой. Не спрашивай меня, почему.

Обязанности Иво Андрича не зависели от того, кто именно руководит расследованием, но работать с Хуртигом ему нравилось – так же, как нравилось работать с Жанетт Чильберг. Оба были открытыми, задавали важные вопросы и не ждали, что патологоанатом сделает за них их работу. Андрич мог объяснить, что случилось, но не почему это случилось.

Тело лежало на полу. Старинные фарфоровые часы тяжко тикали на стене, в воздухе разливалась атмосфера богатого дома.

Иво увидел, что голова сильно повреждена, однако почти сразу узнал Хольгера Сандстрёма – отца находящегося в розыске Эйстейна. Топор все еще торчал из головы, везде была кровь.

Иво присел на корточки перед телом.

– Так я пойду, – сказал Хуртиг. – Биллинг хочет назначить вместо меня кого-нибудь другого.

Олунд покачал головой.

– А причина?

– Бюрократия, – потерянно сказал Хуртиг. – Меня отстранили, потому что сочли лично заинтересованным. Я знал Хольгера, и этого, конечно, достаточно, чтобы посчитать меня пристрастным. К тому же меня подозревают в служебной ошибке – я не предвидел, что Хольгер может стать следующей жертвой, мне следовало предоставить ему охрану.

Фарфоровые часы тикали над ними; Андрич коротко кивнул Хуртигу и склонился над телом.

Топор, сидевший в голове убитого, был обыкновенным топором для рубки дров, а учитывая, как глубоко он вошел, Иво понял, что убийство совершено человеком в сильнейшем аффекте.

Кто-то ненавидел Хольгера Сандстрёма.

Хуртига без церемонии отстранили от дела; он ехал в полицейское управление в ярости, но входя в свой кабинет, уже настолько успокоился, что решил все-таки быть полезным. Новому руководителю расследования (наверняка кто-нибудь из золотой молодежи Биллинга), вероятно, понадобится помощь.

Хуртиг отправил Биллингу материалы, сообщив, что он доступен для своего преемника круглые сутки, и решил поехать домой и приготовиться к вечеру с Исааком.

Надо рассказать о Хольгере.

Направляясь через Васастан домой, он проехал мимо магазинчика, в котором располагался отдел выдачи бандеролей. Хуртиг остановил машину.

Зайдя в магазинчик, Хуртиг вытащил из бумажника мятое извещение. Стоявший за кассой владелец, узнав его, улыбнулся.

Когда у Йенса попросили удостоверение личности, он не смог найти водительские права.

«Когда я доставал их в последний раз?» Он порылся в памяти. Три недели назад?

Он тогда ехал домой с работы и свернул на бензозаправку в Рослагстулле. Может, он забыл права там?

Владелец сказал, что все в порядке, и две минуты спустя Хуртиг уже сидел в машине, пристроив коробку на пассажирском сиденье.

Коробка была достаточно большой, чтобы в нее поместилась консоль для «Atari».

День оказался для Иво Андрича долгим.

Хольгера Сандстрёма лишили жизни двумя ударами. Первый нанесли тупым концом топора, смертельный – лезвием. На пути острия оказалась рука, и три пальца были отрублены. Убийца сравнительно чисто убрал за собой, но пальцы нашлись в мусорном ведре под раковиной, что могло указывать на смятение.

Ничего необычного, подумал Иво.

Во второй половине дня к команде техников присоединилась Эмилия Свенссон, и к семи часам обследование места преступления закончилось.

Техники обнаружили несколько волосков и отпечатков пальцев, не принадлежавших Хольгеру Сандстрёму, а что касается ценных вещей, то можно было констатировать: убийство совершено не с целью ограбления, так как преступник или преступники ничего не забрали.

В гостиной стояла прислоненная к стене большая картина маслом. На раме – клейкий листочек с надписью: «Папе».

Может, подарок от Эйстейна, подумал Иво – и почти тут же увидел нечто, что заставило его усомниться в том, что картину написал Эйстейн.

В верхнем углу белыми заостренными буквами значилось «vixi». Те же буквы, что в дневниковых записях Марии Альвенгрен и на футболке Карины Хальгрен – эта футболка была на девочке во время самоубийства под музыку Голода.

На портрете был какой-то мужчина. При помощи цинковых белил, черного оксида железа и искусной фантазии художник создал лицо, которого Иво Андрич не знал, но в котором просматривалось что-то знакомое.

Картина представляла собой коллаж из нескольких лиц, сложенных в одно. Патологоанатом задумался, не нанесенная ли топором рана заставила его обратить внимание на деталь портрета: форма головы у изображенного была один в один как у Хольгера Сандстрёма.

Игра на «Atari Home Pong» семьдесят пятого года сделала Йенса Хуртига на тридцать лет моложе, и он перенесся на коричневый диван семидесятых годов, стоявший в родительском доме в Квиккъёкке.

Через час он выключил консоль и привел себя в порядок, собираясь ехать в Вестербергу, в ателье Исаака. После долгого душа и последовавшего за ним бритья Хуртиг налил себе немного «Капитана Моргана» и голым прошел в гостиную. Он вернулся к дивану и осторожно пригубил темный, отдающий бензином спирт. С расстояния в несколько часов он видел, что в решении Биллинга отстранить его от расследования есть соль. Но у Хуртига все равно кошки скребли на душе.

Брать на себя два расследования одновременно оказалось нелегкой задачей. Он упорно смотрел не на то, на что нужно, и недооценил возможность того, что Хольгер может стать жертвой.

Пожалуй, он заслужил, что его отстранили.

Хуртиг посмотрел на часы. Половина восьмого. Скоро приедет такси.

Хуртиг опустошил стакан, поднялся и пошел в спальню одеваться.

Через десять минут он садился в такси.

Начинался снегопад. Хуртиг посмотрел на снежинки, огромные, размером с пятикроновую монету, и подумал: первая в этом году метель на подходе.

– Промзона Вестерберга, – сказал он и достал мобильный, чтобы сказать Исааку, что уже едет, но телефон не подавал признаков жизни, и Хуртиг тихо выругался. Опять он забыл зарядить телефон.

Когда они выехали на Лильехольмсбрун, Хуртиг подумал о человеке, который выпал из самолета.

Та история своеобразно маркировала начало событий, имевших место в последние недели.