Рекомендации к дальнейшему прочтению

Barraclough, Geoffrey. The Medieval Papacy. New York: Harcourt, Brace & World, 1968.

Madden, Thomas. A Concise History of the Crusades. New York: Rowman & Littlefield, 1999.

Riley-Smith, Jonathan. The Crusades: A Short History. New Haven, CT: Yale University Press, 1987.

*Stark, Rodney. The Battalions: The Case for the Crusades. New York: Harper One, 2012.

Готические соборы Европы вдохновляют верующих и восхищают туристов уже восемь веков. Средневековые ваятели воплощали в камне и стекле главную идею – религиозный поиск. Они хотели выразить конфликт: человек стремился к высоте неба – а Бог нисходил к самым ничтожным из людей.

Да, готика нацелена в обе стороны. Колонны, арки и шпили, выровненные, точно ряды ракет, готовых взлететь в небеса, указывают ввысь. Но сквозь цветные витражные окна свет Божий нисходит к низшим. Так архитектор видел человеческий разум и божественное откровение.

В готическом здании могло быть много окон, и больших: наружные столпы и контрфорсы устраняли необходимость в толстых стенах. Меж стройных каменных колонн архитекторы устраивали витражи. Яркими цветами – алым, синим, пурпурным, рубиновым – художники рассказывали историю от создания мира до Страшного Суда. И верующие могли думать о жертве Исаака, о переходе через Красное море, о Рождестве Христовом, о борьбе святого Антония с бесами…

Это захватывало дух. Когда закатное солнце своими мягкими теплыми лучами озаряло холодный серый камень, даже сапожник, сидевший на церковной скамье, мог ощутить, сколь близки ему Моисей, Исаия, Иисус, Павел, Августин, Бенедикт…

Свет, игравший в разноцветных витражах, был неизменным символом Бога и его путей к людям. «Бог есть свет, – писал апостол, – и нет в Нем никакой тьмы» (1 Ин 1:5). И сам Иисус некогда использовал этот образ своего же воплощения, когда провозгласил: «Я свет миру».

Готический собор выражал духовный конфликт христианской драмы: высочайшие стремления человека и нисходящий свет Бога. В сущности, человек восходит – Бог нисходит. Конечно, это сказано образно. В любом пространственном смысле к Богу не применить понятий «верх» или «низ». Но люди всегда говорили о своей нужде в терминах «достижения», а об истине Божьей – в терминах «нисхождения».

Расцвет университетов

Школы в этих соборах дали начало средневековым университетам, ибо высшей задачей университета было понять и объяснить свет явленной истины Божьей. Равно так же, как крестоносцы отразили страстное желание распространить власть Бога на земли мусульман, господствовавшее повсеместно, так и университеты явили жажду познания истины Божьей – независимо от того, в какой земле она обретена.

Но как именно мир идей склонился перед законом Божьим? Как разум стал слугой веры? Этот период христианского мышления мы называем «схоластикой» [от лат. schola – «школа»]. В его ходе возникли и особый метод обретения знаний, и уникальное богословие Средних веков. Учителя схоластики, иногда называвшие себя просто именем схоластов, преследовали двойную цель: согласовать христианскую доктрину и человеческий разум и свести учение Церкви в упорядоченную систему.

Свободный поиск истины не рассматривался: главные доктрины христианской веры считались непреложными. Целью споров было показать разумность доктрин и объяснить их смысл и следствия.

И схоластика устремилась вперед на крыльях интеллектуального любопытства. Словесный образ одного схоласта из Льежа XI века подходит к великому множеству других:

Жить «верным в усердии» – такой была отличительная черта средневекового образования. Его главной целью было вечное спасение. Впрочем, были и рамки: изначально образование главным образом получали люди духовного звания. Бенедикт Нурсийский настаивал на том, чтобы монахи читали и учились ради духовного развития. В итоге аббаты-бенедиктинцы создали своего рода начальное школьное образование на латыни.

Позже, в VIII веке, Карл Великий, мечтавший о христианской империи, дал новые возможности, издав указ о том, что каждый монастырь должен иметь при себе школу и обучать в ней тех, «кто, с помощью Божьей, способен учиться». Император сам подал пример и устроил дворцовую школу, в которой учились его дети и дети придворных.

Для мирян лучшую возможность получить образование давали кафедральные школы. А поскольку кафедральные соборы, в которых несли служение епископы, располагались в городах, их школы, в которых обучали приходских священников, со временем открылись для всех.

В учебный план кафедральной школы входили грамматика, риторика, логика, арифметика, геометрия, музыка и астрономия – семь свободных искусств, получившие такое название по той причине, что в Древнем Риме им обучали только свободных людей. Доступных текстов было мало: лишь сочинения немногих ученых, созданные в раннем Средневековье. Одним из таких ученых был Кассиодор, римлянин, живший в начале VI века. В своей книге «Наставления в науках божественных и светских» он определял свободные искусства и толковал Библию. Другим был Боэций, современник Кассиодора, автор книги «Утешение философией»; он написал ее в тюрьме, куда был брошен за мнимое участие в заговоре против короля варваров Теодориха, и в ней пытался примирить человеческие несчастья с представлением о благом и всемогущем Боге. Оба они, как и Августин, и папа римский Григорий Великий, и несколько других отцов Церкви, славились как auctores – авторитеты, и средневековый студент не допускал и мысли о том, чтобы противоречить их словам.

Магнетизм достойного учителя

Впрочем, разгоралась заря новой эпохи – и предстояло прийти великим гениям. Рождение университетов можно возвести к магнетизму прославленных учителей, чье искусство и восторженное стремление к учению привлекало студентов, где бы те ни находились.

По словам Анны Фремантл, первым из новой плеяды был Герберт Орильякский, учивший в кафедральной школе Реймса во второй половине X века. Герберт родился в семье серва, невольника, но ему было суждено окончить свои дни на папском престоле под именем Сильвестра II (999–1003). И все же более яркий след в истории он оставил именно благодаря своим ученым познаниям. «В бытность свою юным монахом Герберт был столь блестящим учеником, что его аббат предпринял необычный шаг и отослал его в Испанию учиться математике. Хоть наставник Герберта и был христианским епископом, он также был открыт для широкой и более терпимой культуры правящих мусульман». То был первый из значительных вкладов, внесенных мусульманами в интеллектуальное пробуждение христиан.