– Мне страшно, – проговорила Ксавьер.

– Пьер, конечно, змей, но он больше шипит, чем жалит, к тому же мы его приручим. Ведь правда, ты позволишь себя приручить?

– Я даже шипеть больше не буду, – сказал Пьер, – клянусь.

– Ну так что? – спросила Франсуаза.

Ксавьер глубоко вздохнула.

– Мне страшно, – устало повторила она.

Как и накануне, дверь в это же самое время отворилась и вошла медсестра со шприцем в руках. Сразу вскочив, Ксавьер шагнула к окну.

– Это недолго, – сказала медсестра.

Пьер встал и сделал шаг, будто собираясь присоединиться к Ксавьер, но остановился у камина.

– Это последний укол? – спросила Франсуаза.

– Еще один вам сделают завтра, – ответила медсестра.

– А после я смогу спокойно закончить лечение дома?

– Вы так спешите покинуть нас? Нужно подождать, пока вы немного окрепнете, чтобы можно было вас перевезти.

– Сколько времени? Еще неделю?

– Восемь или десять дней.

Медсестра вонзила иглу.

– Ну вот и все, – сказала она, широко улыбаясь, поправила простыни и вышла из палаты.

Ксавьер резко обернулась

– Я ненавижу ее, с этим ее медоточивым голосом, – со злостью сказала она. С минуту она неподвижно стояла в глубине палаты, потом шагнула к креслу, на которое бросила свой плащ.

– Что вы делаете? – спросила Франсуаза.

– Пойду глотну воздуха, – отвечала Ксавьер, – здесь я задыхаюсь.

Пьер сделал шаг к ней.

– Мне надо побыть одной, – резко сказала она.

– Ксавьер! Не обижайтесь! – попросил Пьер. – Лучше сядьте и поговорим здраво.

– Поговорим! Мы и так уже чересчур много всего наговорили!

– Не уходите так, – ласково попросил Пьер.

Протянув руку, он коснулся ее руки, Ксавьер рывком откинулась назад.

– Не приказывайте мне теперь, – бесцветным голосом произнесла она.

– Ступайте подышите, – предложила Франсуаза, – но возвращайтесь ко мне в конце дня, согласны?

Ксавьер взглянула на нее.

– Согласна, – сказала она с какой-то покорностью.

– Я увижу вас в полночь? – сухо спросил Пьер.

– Не знаю, – едва слышно ответила Ксавьер. Она резко толкнула дверь и закрыла ее за собой.

Пьер подошел к окну и с минуту стоял неподвижно, прижавшись лбом к стеклу – смотрел, как она уходит.

– Какая жуткая неразбериха, – сказал он, возвращаясь к кровати.

– И какая бестактность! – нервно отозвалась Франсуаза. – Что тебе взбрело в голову? Это последнее, что можно было сделать – прийти вот так с Ксавьер, чтобы сгоряча рассказать мне ваш разговор. Ситуация тягостная для всех, ее не вынесла бы и менее недоверчивая девушка.

– А-а! Что ты хочешь, чтобы я сделал? – спросил Пьер. – Я предложил, чтобы она пришла к тебе одна, но это, естественно, показалось ей выше ее сил, она сказала, что было бы лучше пойти вместе. Что касается меня, то и речи не могло быть, чтобы я поговорил с тобой без нее. Получилось бы, что мы хотим все уладить между собой, как взрослые, через ее голову.

– Я не возражаю, – отвечала Франсуаза, – вопрос был деликатный. – И со странным упрямым удовольствием она добавила: – Во всяком случае, твое решение не самое удачное.

– Вчера вечером все казалось так просто. – Пьер с отсутствующим видом глядел куда-то вдаль. – Мы открыли нашу любовь, мы пришли рассказать тебе о ней как о прекрасной истории, которая произошла с нами.

Кровь подступила к щекам Франсуазы, а сердце полнилось обидой; она ненавидела эту роль равнодушного, благословляющего божества, которую они заставляли ее играть для собственного удобства, под предлогом ее почитания.

– Да, и тем самым история заранее была освящена, – заметила Франсуаза. – Я прекрасно понимаю, Ксавьер еще больше, чем тебе, необходимо было думать, что об этой ночи будет рассказано мне.

Ей вспомнился их заговорщический, радостный вид, когда они пришли к ней в палату. Как прекрасный подарок они принесли ей свою любовь, чтобы она вернула им ее преображенной в доблесть.

– Вот только Ксавьер никогда ничего не представляет себе в подробностях. Она не подумала, что придется пользоваться словами, и ужаснулась, как только ты открыл рот. Меня это не удивляет, но тебе следовало предвидеть удар.

Пьер пожал плечами.

– Я не собирался вести подсчеты, – сказал он. – Я не остерегался. Это маленькая фурия. Если бы ты видела, какой трогательной и открытой она была этой ночью. Когда я произнес слово «любовь», она слегка вздрогнула, однако лицо ее тут же выразило согласие. Я проводил ее в ее комнату. – Он улыбнулся, но, казалось, не почувствовал своей улыбки; глаза его затуманились. – Прощаясь с ней, я обнял ее, и она подставила мне губы. Это был совершенно невинный поцелуй, но сколько нежности было в ее порыве.

Картина полоснула Франсуазу, словно ожог; Ксавьер, ее черный костюм, блузка из шотландки и ее белая шея; Ксавьер, податливая и теплая в объятиях Пьера, с полузакрытыми глазами, раскрытыми губами. Никогда она не увидит этого лица. Франсуаза сделала над собой отчаянное усилие; она становилась несправедливой, она не хотела позволить этой растущей озлобленности овладеть собой.

– Ты предлагаешь ей нелегкую любовь, – сказала она. – Это естественно, что она в какой-то момент пугается. Мы не привыкли смотреть на нее под таким углом, но ведь это девушка, и она никогда не любила. Несмотря ни на что, это имеет значение.

– Только бы она не наделала глупостей, – сказал Пьер.

– Что она, по-твоему, может сделать?

– С ней никогда не знаешь, она была в таком состоянии. – Он с мучительным беспокойством взглянул на Франсуазу. – Ты попробуешь ее успокоить, хорошенько все ей объяснить? Только ты можешь все уладить.

– Я попробую, – ответила Франсуаза.

Она посмотрела на Пьера, и ей вспомнился разговор, который состоялся у них накануне: слишком долго она слепо любила его за то, что получала от него. Однако она пообещала себе любить его таким, какой он есть, вплоть до той самой свободы, которая позволяет ему ускользать от нее, и не будет отступать, столкнувшись с первым препятствием. Франсуаза улыбнулась ему.

– Главное, – сказала она, – я попытаюсь заставить ее понять, что ты не мужчина между двумя женщинами и что мы все трое образуем нечто особенное, возможно, нечто трудное, но что может быть прекрасным и счастливым.

– Я задаюсь вопросом, придет ли она в полночь, – сказал Пьер. – Она до того была взволнована.

– Я попытаюсь убедить ее, – сказала Франсуаза. – По сути, все это не так уж важно.