Насчет первого она не ошиблась, Вяльцевобладает даром, правда, он погнался за дешевой популярностью, началтиражировать себя в низкосортных лентах, предпочел амплуа героя-любовника. Аведь я чувствовала в нем большой творческий потенциал, он мог играть лучшиероли! Гамлета! Но нет! Кому сейчас нужен Шекспир? На старике Уильяме кассу несоберешь, вот если выйдет киношка со стрельбой, погоней и постельными сценами,тут потекут миллионы. Каждый делает выбор самостоятельно, просто мне жальвложенной в Вяльцева души. Но я и предположить не могла, как он мерзок!

Внезапно Руфь встала и воздела руки к потолку.

– Слушай! – голосом, рассчитанным наширокую аудиторию, возвестила дама. – Слушай! Приступаю к самой скорбнойстранице своего повествования! Люди должны знать истину! Отнеси ее, словнофакел, миру!

Я во все глаза уставился на лицедейку. Никогдаособенно не любил театр. Может, просто не сталкивался с по-настоящему великимиактрисами, или негативное отношение к актерам растет из детских обид. Мне вбытность школьником частенько доставались оплеухи от Николетты, сопровождаемыекомментариями:

– Убирайся в детскую, не мешай мне, учуроль.

Или недобрые эмоции к обитателям кулисвзрастил отец, который в редкие минуты гнева заявлял жене:

– Ненавижу театр, сейчас же прекратиломаться, дешевый спектакль!

Выкрикнув это, отец съеживался и убегал издома, маменька, отчаянно рыдая, валилась на диван и трубила большой сбор.Вечером у постели почти убитой злобным супругом Николетты сидели Мака, Кока,Люка, Зюка, примкнувший к дамам Пусик, а у подъезда дежурили сразу две«Скорые». Отца могли спасти только новая шуба, бриллиантовое колье и путевка вКарловы Вары, причем все это нужно было преподнести Николетте одновременно.Теперь понятно, по какой причине я не люблю сидеть в зрительном зале? Фальшивыхэмоций нахлебался дома.

Вполне вероятно, что Руфь Соломоновна являласьзамечательной исполнительницей и великолепным педагогом, но сейчас онапереигрывала и явно произносила текст некогда сыгранной роли.

– Бог накажет злодея, – вылаГиллер, – кару понесут все! Да! Да! Да!

Внезапно актриса села и вполне спокойнопродолжала:

– Сонечка накануне убийства была здесь ирассказала правду. Ее брак с Вяльцевым лопнул сразу. Она была нужна ему лишьдля московской прописки. Ребенка Андрей терпеть не мог, наличие семьи тщательноскрывал. Но! Главное! Вяльцев – это не Вяльцев!

– А кто? – тихо поинтересовался я,великолепно зная ответ.

Руфь вскочила.

– Это шок! Подлинное имя мерзавца ЮрийОренбургов-Юрский.

– Что вы говорите! – делано ахнул я.

– Он убил отца и мачеху, – с горящимвзором вещала Гиллер, – отсидел много лет, вышел на свободу и решил начатьжизнь с чистого листа. Раздобыл паспорт на имя Андрея Вяльцева, женился наСоне, обманом втерся в семью, поступил ко мне в институт, выжал из связи с Умервсе возможности и бросил Сонюшку.

– Ужасно! – поддакнул я. – Идоказательства есть?

– Полно! – отмахнулась Руфь. –Ты же детектив, поройся в бумагах, точно найдешь и материалы суда, и сообщениеоб отсидке. Слушай дальше! Основное впереди. Уж не знаю, коим образом Сонечкаузнала правду о бывшем муже, но она мне сказала: «Я сглупила, зрязарегистрировала Марка на Андрея, теперь разрешение на выезд нужно. Сделайодолжение, позвони Вяльцеву, попроси оформить бумагу у нотариуса».

– И как вы поступили?

– Отказала, – мрачно ответилаРуфь, – не захотела вмешиваться, испытала чувство гадливости. А Соня…

– Что?

– Некрасиво, конечно, – забубнилаГиллер, – она решила шантажировать бывшего мужа. За час до смерти онапозвонила мне и сердито заявила: «Андрей сволочь! Я обратилась в детективноеагентство, попросила провести с ним беседу насчет разрешения!»

… – И что? – забеспокоилась Руфь.

– Вяльцев отказал. Сейчас мне перезвонили завопил: «Еду к тебе, сиди дома, сука, чего натворила? Какой такой ребенок? УМарка моя фамилия? Я тебя убью, морду изуродую, чтобы улыбаться не смогла».

– Немедленно сообщи в милицию, –приказала Руфь, – Вяльцев опасен.

– Он трус, – заорала Соня, –пусть явится, расскажу ему о Юрии Оренбургове-Юрском, поставлю вопрос ребром:или ты подписываешь бумаги, или всему миру расскажу об истинном имени АндреяВяльцева. «Треп» за счастье сочтет напечатать статью.

– Не вздумай шантажироватьмерзавца, – еще сильней испугалась Руфь.

– Ерунда, – самонадеянно отозваласьСонечка и отсоединилась…

– Ваш рассказ просто камень на шеюВяльцеву, – покачал я головой.

– Да, – кивнула Руфь, – я ужедала показания.

– Вас вызывали к следователю?

Гиллер кивнула:

– Да, то есть нет. Я сама пришла, узналаиз газет об аресте Вяльцева. Или это был журнал? Верно! Не помню. КорреспондентФукс писал. Я прочитала заметку и поняла: я обязана действовать. Впрочем, нет,ошибаюсь, я держала в руках газету. Ой, какая разница! Важен результат. Вы,Ванечка, тоже обязаны явиться в отделение и рассказать о визите Сони! Точноназовите дату, время, тему беседы, это крайне важно! Зло необходимо наказать.

Внезапно по моей спине пробежала дрожь, намгновение мне стало холодно, затем кинуло в жар.

– Вам нездоровится? – заботливопоинтересовалась Руфь.

Я вздрогнул, старухе не откажешь впроницательности.

– Нет, просто замерз.

– Кофе?

– Спасибо, уже поздно.

– Тогда коньяк? – предложила Руфь,встала, распахнула буфет, вынула бутылку и крикнула: – Машка, подай фужеры,лимон и сыр! Ох уж эта прислуга, ничего не умеет делать.

– Я был знаком с одним человеком, –завел я светскую беседу, – который самым удивительным образом закусывалконьяк. Он нарезал лимон и на каждый кружечек клал щепотку свежемолотого кофе икрохотный ломтик эдама.

– «Николашка», – улыбнуласьРуфь, – поговаривают, что оригинальную закуску изобрел царь НиколайПервый. Уж не знаю, стоит ли верить подобным речам.

– Не водил знакомство с царствующейособой, о лимоне мне поведал режиссер Анчаров, – ловко ввернул я.

Бутылка чуть не выпала из рук Руфи.

– Кто?