– Тебе есть что сказать в свое оправдание?

Он рассматривал меня изучающе, в темных глазах поблескивают странные искры.

– Интересный вопрос, – проговорил он неспешно, что мне в таких случаях всегда не нравится, можно успеть что-то замыслить и, что хуже, осуществить. – Кстати, я мог бы убить тебя уже трижды.

Я поинтересовался:

– В самом деле? И что тебя остановило?

– Обещание, – ответил он сумрачно.

– Какое?

– Никого не убивать больше, – ответил он с издевкой в голосе, но эта прозвучала, как издевка над самим собой.

– Ого, – сказал я. – И кто сумел заставить дать такое нелегкое, скажем прямо, обещание?

Он сказал медленно:

– Та женщина, за которой… как догадываюсь, ты пришел.

– Так-так, – ответил я несколько ошалело. – Значит, ты понимаешь, что совершил противоправный поступок и обязательно придет кто-то ее спасать…

Он нервно дернул щекой.

– Так бывает только в легендах.

– Хорошо, – уступил я, – но… ладно, лучше о другом. Где эта женщина?

Он покачал головой.

– Спит в постели, из которой я поднялся по тревоге. Я ее не отдам, говорю сразу. Но ты можешь с нею поговорить. Она здесь почти по доброй воле.

– Почти… это как?

– Она не хотела без сына, – пояснил он, – но у меня не было мощи, чтобы поднять и унести сразу двух. Мне понадобится еще неделя, чтобы забрать и его.

– Почему сразу ему не сказал?

– Надо было спешить, – возразил он. – Ее бы убили, она за свою сестру, Ротильду Дрогонскую, могла глаза выцарапать любому и войска поднять на ее защиту. Еще боялись, что я могу под ее влиянием вмешаться тоже и поддержать притязания вдовствующей королевы. Потому, когда нашу дверь уже ломали, я схватил ее в охапку и… бросил все силы, чтобы перелететь сюда, где уже давно готовил нам спокойное тихое место, где мы могли бы доживать счастливо свои дни.

Я сказал саркастически:

– Ах-ах, как я растроган! Но ты все-таки убил мою спутницу, а обещал не убивать больше!

– Нет, – ответил он быстро. – Только оглушил, чтобы не мешала. Она женщина, у них только крик… а с тобой можно разговаривать. Она сейчас просто крепко спит. И ничего не слышит.

Я подумал, пробормотал:

– Со мной в самом деле разговаривать можно. Хотя я что-то не очень верю, что вот так просто отказался от почестей и высокой должности при короле, ушел в эту деревушку… Ты-то пробыл при нем долгие годы, насколько я слышал?

Он усмехнулся невесело.

– Король Фальстронг постоянно говорил мне: подражай людям в их склонностях, следуй их правилам, потворствуй их слабостям, восторгайся каждым их поступком – и делай из них, что хочешь; это самый лучший путь, можно смело играть в открытую… Пересаливать не бойся, тут и самый умный человек поймается, как последний дурак, явный вздор, явную нелепость проглотит и не поморщится, если только это кушанье приправлено лестью. Нельзя сказать, чтобы это было честно, но к нужным людям необходимо применять. Раз другого средства нет, виноват уже не тот, кто льстит, а тот, кто желает, чтобы ему льстили… Говорил мне, что не сам придумал, а в мудрых книгах вычитал.

Он умолк, я поинтересовался враждебно:

– И как ты это применяешь?

Он поморщился.

– А не видно?

– Нет, – отрезал я. – Здесь в горах не наприменяешься.

Он скривился сильнее.

– А разве это не ответ?

Я посмотрел на его внимательнее.

– Значит, ты открыл секрет успеха, но пользоваться им не стал?

Он продолжал смотреть с усмешкой.

– Юному герою не понять… Или как раз понять благодаря его еще не совсем уж испачканности? Среди молодых такое бывает.

Я прервал:

– Ты хочешь сказать, что секрет успеха ты открыл, но тот показался таким грязноватым, что не восхотелось им пользоваться?

Он пожал плечами.

– Умирал бы я с голоду, то, кто знает, может быть… но я сыт, здоров, мне для счастья нужно не так уж и много, причем пачкаться не приходится. Все дело в той цене, которую приходится платить за добываемое, не так ли?

– И та цена показалась великовата?

Он насмешливо искривил рот.

– Что, непривычно такое слушать?

Я кивнул:

– В основном… да. Но не раздувайся от гордости, а то лопнешь, я встречал людей и почище.

Он смотрел, как я убрал меч и медленно сунул его в ножны. В лице что-то изменилось, но я по-прежнему не чувствовал угрозы. Скорее недоумение.

– И что теперь? – спросил он настороженно.

Я ответил холодно:

– А ничего.

– Убивать передумал? – поинтересовался он.

– Я сделаю хуже, – ответил я.

– Что же?

Я подошел к Астриде, она в самом деле спит и даже похрапывает, но ее метла рассыпалась в пыль, как и ее ночная рубашка.

– Разбуди ее, – сказал я, – мы уходим. А тебе еще предстоит оправдываться перед мальчишкой, налаживать с ним отношения и переносить к матери, но здесь ему не место, парню надо учиться и быть с людьми, так что ожидаемого рая не будет!..

Он хмыкнул, повел в воздухе рукой и, ухватив нечто незримое, дернул на себя.

Астрида всхрапнула особенно громко, сконфузилась и проснулась. Я подал ей руку, она машинально ухватилась, я поднял ее на ноги, она ошалело огляделась, вздрогнула, перехватив взгляд хозяина дома.

– Ой…

– Все в порядке, – сказал я.

Она опустила взгляд на свои торчащие груди и сказала снова, только уже громче:

– Ой!..

– Пришлось, – сказал колдун виноватым голосом, – я не знал, есть ли у нее оружие… Но для такой, как догадываюсь, такое вот не слишком важно. Все равно в ночной рубашке выходить из дома почти так же неприлично.

Астрида сказала враждебно:

– А моя метла?

– Вот видите, – сказал колдун, – были бы у нее ноги кривые или сиськи маленькие, она бы сперва про рубашку вспомнила… Милая, прости, мне в самом деле жаль, что твоя метла погибла.

Она сказала холодно:

– Могу взять вашу.

– Увы, я как-то обхожусь…

– У вас что, вообще нет в доме метел?

Он развел руками:

– Даже я не заставлю их летать. Тем более носить грузы.

Она сказала с досадой:

– Ладно, если вы как-то поладили, то буду добираться так. Как все. Только найдите хотя бы плащ. Согласна на поношенный.