Ну просто деваться некуда от воспоминаний! И голос такой жемягкий, бархатный, как у возлюбленного придурка!

Алёна чувствовала себя не вполне удобно после того, какпроявила полное отсутствие хороших манер и осушила до дна стаканчик, словнозаправская выпивоха, а потому сконфуженно улыбнулась. Но ее смущение былопросто ничто по сравнению со смущением Жильбера, который как-то странно заюлил,вцепился в рукав пиджака незнакомца и принялся тащить его в сторону, не тостесняясь таких похвал в адрес своей «Ратафьи», не то желая как можно скорейувести этого мужчину с глаз долой. Он так старался, что практически совлек снезнакомца его расстегнутый пиджак!

Однако тот не противился: легко выскользнул из пиджака,оставив его в руках Жильбера, и обезоруживающе улыбнулся вице-мэру:

– Куда ты меня тащишь? Нет, я хочу остаться. Давненькоя не видел рядом двух таких прелестных дам! – Черные лукавые глазаобшарили с ног до головы вышеупомянутых прелестниц, и Алёна, глядя навспыхнувшие щеки своей молодой подруги, с грустью признала, что и самапокраснела, словно девочка. Нет, ну точно, точно Игорь, который одним взглядоммог вогнать в краску кого угодно! – И ты хочешь, чтобы я пошел болтать стобой о таких скучнейших вещах, как уборка пшеницы или надвигающийся каникюль?Ну уж нет. Представь меня, пожалуйста, – потребовал незнакомец, называяЖильбера на «ты», словно они были коротко знакомы.

У бывшего корсиканского террориста сделалось такое выражениелица, словно он готов или сквозь землю провалиться, или, что вернее, запихать вбездны преисподней этого развязного субъекта. Однако делать было нечего:дальнейшее молчание выглядело уже неприлично, а потому он скрипучим голосомизрек:

– Прошу прощения, медам. Это мой кузен… вернее, кузенмоей жены Жаклин. Его зовут… Фримус.

Кузен с веселым выражением вскинул брови, а Мариназахихикала:

– Как?! Фримус?! – и, повернувшись к Алёне,которая не способна оценить была юмор ситуации по причине недостаточного знанияязыка, пояснила: – Frimousse – это значит «мордашка», «рожица».

– Забавное прозвище, – пробормотала Алёна, ожидая,что кузен сейчас назовет свое нормальное имя, однако тот продолжал усмехаться:

– Ну, Фримус так Фримус. Видите ли, медам, судя порассказам моей покойной матушки, я был ужасно толстощеким младенцем, и все первымделом обращали внимание на эти щеки, на эту мордашку – frimousse. Я и в школеслыл толстячком и увальнем, только к старшим классам похудел и начал нравитьсядевушкам. Однако прозвище осталось – для самых близких друзей и родственников,прежде всего для Жаклин и Жильбера. Однако буду ли я удостоен чести узнать вашиимена, медам? – произнес он с полупоклоном, и Жильбер с видимымоблегчением принялся представлять ему обеих дам.

Вице-мэр оказался хорошо осведомлен обо всех, кто дажененадолго приезжал в его деревушку. Он сообщил не только имена гостий, но исокращенные истории жизни Марины в Париже, а Алёны – в России, назвал еезнаменитой русской писательницей и поведал кузену, что обе дамы живут в домеБрюнов – тех самых, у которых предок был героем Первой мировой войны, в честьвозвращения коего родственники и покрасили дом в этот ужасный голубой цвет, адочь замужем за русским миллионером Понизовски, а также содержит преуспевающеебрачное агентство, причем специализируется на браках русских красавиц с французскимимиллионерами.

– А, понимаю! – кивнул Фримус. – Я, кажется,вижу перед собой очередную клиентку мадам Понизовски?

При этом он посмотрел на Алёну. Как взгляд, так и вопроспоказались ей наглыми и бесцеремонными.

Неужели по ней видно, что она не замужем, и не просто незамужем, но ужасно одинока – не столько физически, а душевно? Даже если это итак, никому об этом знать не дозволено!

– Ну так вы ошиблись, – холодно сказала Алёна, занеделю поднаторевшая во французском изрядно. – Я даже не знакома с Николь.Кроме того, я уже была замужем, и даже не один раз… – Нет, ну правда, двараза – это ведь не один? – И не имею никакого желания повторять опыты,снова приспосабливаться к какому-то мужчине, подчиняться ему… ломать себя из-занего. – С трудом подобрала она французские слова.

Марина и Жильбер уставились на нее как на еретичку, а Фримус– с веселым недоумением.

– Сильно сказано, – пробормотал он. –Впрочем, я тоже ни разу в жизни так и не решился сломать себя из-за какой-тоженщины, поэтому отчасти с вами согласен. А вы здесь надолго?

– Через два дня уезжаем, – сообщила Марина. –У мужа кончается первая неделя отпуска, ему на работу надо. Да и Алёне поравозвращаться.

– Жалко, – неожиданно для себя призналасьАлёна. – Смешнее всего, что я не хотела ехать сюда, в Мулен, просто таксошлись обстоятельства, что была вынуждена, а теперь не хочу уезжать. Здесьчудесно! Я по утрам бегаю – ну удивительная красота. И столько непуганогозверья! Кролики, косули… я даже оленя видела! А сегодня – змею.

– Здесь вообще много змей, – сказалЖильбер. – Так что будьте осторожны, когда заходите в заросли.

– Нет, я ее на дороге видела.

– А вы в каком направлении бегаете? – спросилФримус. – Здесь ведь много дорог.

– Да куда указатель с утра подскажет, туда и бегу. ВоФресне была, в Анно, в Арджентое, до Нуайера добегбла. Завтра попробую дорогуна Тоннер.

– Mon Dieu! – искренне ужаснулся Жильбер. –Да ведь это семнадцать километров только в одну сторону! К тому же там такиеспуски и подъемы!

– Нет, конечно, все семнадцать километров я неосилю, – призналась Алёна. – Ну, пробегу, сколько смогу за час, апотом обратно поверну.

– В этом смысле велосипед, конечно, удобнее, –сказал Фримус. – Я гоняю каждое утро, привез сюда свой любимый «Хронос»,но, к сожалению, наши маршруты не совпадали. Так, говорите, завтра ваш путьляжет на Тоннер? Ну что ж, если встретимся в пути и вы устанете, то подвезу…

– У вас «Хронос»? – послышался веселый юношескийголос, и Алёна увидела того самого мальчишку в джинсах, который успешнособлазнял ангелоподобную красотку.

Красотка тоже была здесь – что характерно, вблизи еефарфоровая прелесть казалась еще более совершенной и обворожительной. Тут жетоптался угрюмый рыжий в своих безумных бермудах.

– У меня тоже «Хронос»! – сообщил юный победительжизни. – Классная машина, да?

– Я бы сказал, «Хронос» для велосипедиста то же, что«Харлей Дэвидсон» для мотоциклиста, – серьезно ответил Фримус, обмахиваясьшляпой. – Такое же ощущение полета, легкость управления…