— Послушайте, Владимир Иванович, — я стараласьговорить мягко и осторожно, — я понимаю, что вы обратились ко мне, потомучто в этом возникла необходимость… Вы попросили отвезти вазу, что я и сделала.Но я кое-что забыла в кабинете у Пака, и мне пришлось вернуться. Когда я вошла,то увидела, что ваша ваза разбита. Мне очень жаль, что так получилось, но,наверное, он не рассчитывал, что она такая хрупкая.

— Значит, — прервал он меня, — вы говорите,что ваза разбита?

— Да, — подтвердила я, — к сожалению.Художник о чем-то напряженно думал, но потом махнул рукой и обратился ко мне:

— Я очень благодарен, Леда, что вы не отказалисьвыполнить мою просьбу. Но знаете, милая, вам не нужно по этому поводупереживать. Если так случилось, что ваза разбита, то уже ничего не поделаешь.Поэтому постарайтесь выбросить это из вашей хорошенькой головки. Давайтепоговорим о чем-нибудь приятном. Как вам, например, понравилось в Москве?

Что и говорить, Карчинский умеет удивлять людей. Он посылаетвазу в Москву, а когда ему сообщают, что ваза разбита, предлагает не брать этов голову. У меня скоро она треснет от всех этих заморочек. И мне как, скажитена милость, поступать? Тоже сделать вид, что все замечательно и великолепно?

Ладно. Если он хочет, то я именно так и сделаю. Но больше схудожником иметь никаких дел не желаю. Пусть поищет себе другую дурочку, а меняувольте. Карчинский еще пробовал развлекать меня какими-то побасенками, но я нереагировала, и он тоже быстро скис.

— Простите, — сказал он, торопливо взглянув начасы, — но, к сожалению, у меня больше нет времени. Я не могу остаться свами. Может, вас подвезти?

— Нет, — я решительно отказалась, — я намашине. Если что-то понадобится, Владимир Иванович, звоните. Телефон вы знаете.

— Спасибо, спасибо, — закивал он,раскланиваясь, — очень вам благодарен за помощь. Но на этом позвольтепроститься.

И он очень быстро исчез, оставив меня с чашкой недопитогокофе в очень мрачных размышлениях.

Но зачем я принимаю все случившееся так близко к сердцу?Пусть Карчинский переживает, ему положено. А я? Да мое дело вообще сторона.Попросили — отвезла, приехала — сказала об этом. Вот и все. Нет у меня большеникаких проблем, и не надо их выдумывать. Успокаивая себя таким образом, япостаралась выкинуть из головы мысли о художнике.

Кстати, не мешало бы позвонить маме. А еще лучше заехать.Черт с ним, с отчимом, плевать на него. Пусть бурчит все, что угодно. Номамочкины наставления взбадривают лучше, чем пара глотков касторки. Вот пусть иприведет мое душевное равновесие в порядок. И с этими благими мыслями япокинула роскошную «Венецию», чтобы исполнить свой дочерний долг и навеститьдражайшую родительницу.

До квартиры матери было рукой подать, но я умудрилась ехатьтуда не менее получаса. Затем вспомнила, что все-таки неудобно вот таквваливаться, надо хотя бы что-нибудь к чаю захватить, и еще полчаса убила вближайшем от дома магазине. Зато мама будет довольна, получив любимый зефир вшоколаде, причем свежий, только что привезли. Я уже хотела было надкуситьзефиринку, но потом передумала. Не маленькая уже, четвертый десяток как-никак,а все на сладкое тянет. Ладно, успею еще попробовать, надеюсь, что даже послевыходки Герта меня без чая не оставят.

Я позвонила и принюхалась. Какой аппетитный запах, дажесквозь две двери просочился! Жаль, что я не умею готовить так, как мама, а тодавно бы уже была шеф-поваром «Астории».

Я не ошиблась, мать священнодействовала на кухне.

— Еще двадцать минут, — заявила она мнекатегорическим тоном. — Вымой пока руки и переоденься.

— А этот… твой… тоже будет? — полюбопытствовала я,останавливаясь в дверях кухни.

— Сколько раз просила тебя не называть его«этим», — вспыхнула мать. — Все-таки как-никак он твой отчим.

— Он твой муж всего лишь, — огрызнулась я, —а мне он никто. Был никем, никем и остался. Так что, пожалуйста, не надо мненикого навязывать.

— Ты все такая же злая. — Мать остановиласьнапротив меня. — Я думала, вырастешь, перебесишься, но, похоже, на тебяничего не действует. Хоть бы из уважения ко мне не говорила так. Или я для тебятоже никто?

— Перестань, мам, — попросила я, — я ведьсовсем не собираюсь с тобой ссориться, но если ты хочешь, то я могу и уйти. Всамом деле, мне, наверное, уже пора.

— Перестань, — строго сказала мать, —переодевайся, и сейчас будем обедать. Ты ведь должна мне обо всем рассказать,или так и будешь отделываться разговорами по телефону?

Возразить было нечего. Я вздохнула и смирилась. По крайнеймере, хоть пообедаю нормально.

Нет, все-таки как благоприятно действуют на человека и материнскиесоветы, и материнские обеды. Это же просто чудо какое-то.

Я даже старалась не обращать внимания на все ее подковырки,а также на глубокомысленные и заумные замечания ее супруга, который по привычкевознамерился меня поучать. Больше всего мне досталось, конечно, за Герта. Я,оказывается, и такая, и сякая, и совершенно не умею разбираться в людях, а еслиуж мне так приспичило трахаться, то выбрала бы кого-нибудь из своих коллег.

При воспоминании о коллегах меня передернуло. Да с любым изних я не согласилась бы переспать и за миллион баксов. Нет уж, увольте, они,может быть, и распрекрасные люди, но со своей личной и сексуальной жизнью яразберусь как-нибудь и без родительских совета и помощи. Поэтому я доела зефир(отличная вещь, может, домой такого же купить?), допила чай, поблагодарила матьза отличный обед и заботу и постаралась побыстрее убраться из ее гостеприимнойквартиры. Мне ведь еще дома предстоит заниматься разными домашними делами. Аони имеют обыкновение только прибавляться и никак не убывать.

Герта еще не было, и я, вместо того чтобы перейти кскучнейшим домашним обязанностям, уселась в кресло с коробкой зефира ипредалась воспоминаниям и размышлениям. Не знаю, что на меня иногда находит, ноя без этого не могу. Сижу, копаюсь в своей памяти, как добросовестнаямастерица, которая подбирает для узора разноцветный бисер. Вот и я сейчасвыуживала бисеринки фактов из своей памяти. Что-то не давало мне покоя, ныло,как больной зуб. Что-то явно не сходилось, но что именно, я не могла понять. Вводоворот каких странных событий я умудрилась попасть, когда встретиласьоднажды совершенно случайно с Гертом на трамвайной остановке?

Интересно, а что было бы, если бы мы тогда с ним невстретились? Он бы поискал утешения у какой-нибудь другой своей подружки иливсе же вспомнил бы мой адрес? Чего теперь-то гадать? Его можно об этом и самогоспросить, если я, конечно, не усну до тех пор, пока он соизволит заявиться.Нет, как все-таки в жизни иногда причудливо пересекаются дороги людей. Никак неожидаешь, что встретишься именно с этим человеком.

Однако одни встречи приносят радость, а о других хочетсяпобыстрее забыть как о чем-то весьма неприятном, даже отвратительном.