- Почему? - спросил у меня Эрик, приподняв идеально изогнутую бровь. - Потому что это твоя сестра?

- Нет, совсем не поэтому… Потому что только Маргарита стала ведьмой «от горя и бедствий, ее поразивших». От этого люди с ума не сходят. Они сходят с ума потому, что внутри у них, в мозгу, есть для этого предпосылки, а удар судьбы только ускоряет процесс.

Иногда душевная болезнь - это не более чем защитная реакция организма. У меня была одна пациентка - женщина, потерявшая сына; у нее развилась реактивная депрессия, со странным бредом - она обвиняла мужа, что он подстроил смерть мальчика. Впоследствии выяснилось, что она была плохой матерью - очень плохой, и чувство вины довело ее почти до психоза.

- Лида, ты очень красиво говоришь, - сказал Эрик, - только я, профан, ничего не понял…

- Лида хочет сказать, - пояснил Володя, - что Аля, несмотря на всю свою чувствительность и склонность к переживаниям, была слеплена из другого теста - такие, как она, не сходят просто так, в единый миг, с ума.

- Извините, ребята, что мне приходится играть роль адвоката дьявола, -продолжал наш главный аналитик. - Ничего личного, как говорят американские мафиози. Я слышал, что психиатры часто бывают странными. Все говорят, что Александра была личностью очень необычной. Так не поехала ли у нее крыша уже давно? Где лежит граница между чудачеством и сумасшествием?

Володя засмеялся:

- Эрик, ты задаешь вопрос, над которым психиатры ломают головы примерно со времен Великой французской революции, когда с умалишенных сняли цепи. Нет четкой грани, нет! Но Аля не была сумасшедшей, не была она и чудачкой. Она была женщиной с комплексами - и с твердыми убеждениями; она была нервной, тревожной, часто несчастной, но при этом вполне нормальной. Такие иногда спиваются - но Аля не пила. Она казалась странной только тем, кто ее не понимал, кто готов был как угодно приспосабливаться к жизни, вроде Богоявленской, Вилена, Светланы Горшечниковой и иже с ними.

Синицын говорил с таким пылом, что мы с Эриком уставились на него во все глаза. Наконец я сказала:

- Володя, признайся, ты все-таки был в нее влюблен!

- Нет, но мы дружили, и она мне нравилась. Я бы сразу заметил, если бы у нее «крыша поехала», как изящно выразился Эрик.

- Что ж, «не дай мне Бог сойти с ума, уж лучше клюка и сума», - резюмировал Эрик. - Тогда переходим к следующему пункту. «Доведение до самоубийства» мы переводим в графу «убийство» и рассматриваем пункт А: убийство из личных побуждений. Мог ли ее убить Вилен?

- Мог, но зачем ему это? - ответил Володя. - Я уже вам говорил, что Вилен казался мне человеком, который исключительно расчетливо строит свою жизнь и карьеру. Он к тому же был неплохим психологом и наверняка знал цену Але - он понимал, что Аля никогда не устроит публичного скандала.

- Я не знаю Орбеляна, поэтому мне приходится доверять мнению Володи, - сказала я. - Вот только мог ли он оказаться тем типом у меня под дверью?

- Не мог, я выяснял, - у нашего доблестного сыщика на все был ответ. - В настоящее время он с семьей живет в Арабских Эмиратах и работает там по контракту.

- Значит, он, скорее всего, отпадает, - мысленно я поставила крест на Вилене.

- Следующий - Кирилл Воронцов, - продолжал Эрик. - Бред или обычная человеческая ревность им двигали - все равно, но он вполне мог ее убить. Ведь он - убийца. Вот только твоим таинственным незнакомцем он никак не мог оказаться, и допросить его уже никому не удастся. Только вчера мне сообщили, что он покончил с собой в спецлечебнице вскоре после суда; ему это удалось, несмотря на весь усиленный надзор. У кого-нибудь есть вопросы?

Кирилл… Если даже это и он - то мы никогда не узнаем, что же случилось на самом деле.

- Вопросов нет? Тогда пойдем дальше. Насчет неизвестного возлюбленного - давайте не будем гадать на кофейной гуще…

- Тем более что мы пьем растворимый кофе, - вставила я.

- Конечно, разве от тебя дождешься настоящего? - не моргнув глазом, парировал Эрик. - Но продолжим.

Версию о неизвестном нам любовнике Александры - любовнике, о котором никто никогда не слышал и о котором нет никаких упоминаний в ее дневнике, - мы отметаем как практически невероятную. Итак, предположим, Алю убил псих. Если это не Воронцов, то кто еще из ее больных - настоящих сумасшедших, я имею в виду - мог сделать это? Может быть, тот маньяк, Байрам?

- Эрик, я припоминаю этого Байрама, - медленно ответил Володя. - Он был вполне безобидным созданием. То есть я имею в виду, что он не стал бы выслеживать свою жертву, строить какие-то каверзные планы - у него на это просто не хватило бы мозгов. Он был поистине умалишенным - в буквальном смысле, ума лишенным, - и маньяком его никак нельзя было назвать. Я бы разделил известных мне психически больных убийц на две категории. Первая - это агрессивные шизофреники с тяжелой формой заболевания, они вдруг берут в руки топор и начинают убивать - но этого, собственно говоря, подспудно от них и ждут. На языке простых смертных это буйнопомешанные. В Москве от рук таких агрессивных душевнобольных погибло трое психиатров за один месяц - это было, если память мне не изменяет; в 1988 году. Двое наших с Лидой коллег были убиты в дневном стационаре и еще один, когда посещал пациента на дому. Вторая категория - это умалишенные, которые всячески скрывают свою болезнь. Они живут среди нас, притворяются совершенно нормальными и даже если и попадают в поле зрения психиатров, то врачи обычно недооценивают тяжесть их состояния. А между тем в их повернутых умах бродят изощренные и коварные замыслы, о которых мы не имеем представления. Когда они наконец совершают преступление, на них часто даже не падает подозрение - настолько они хитры. Вот из таких и получаются маньяки - неважно, действуют ли они под влиянием бреда или удовлетворяют таким образом свои собственные извращенные потребности…

- Извини, Володя, ты хочешь сказать, что Алю все-таки мог убить маньяк? - переспросил Эрик.

- Не маньяк в общепринятом смысле, который периодически убивает или насилует. И уж, конечно, сексуального здесь ничего нет. Ее скорее мог убить бредовый больной, которого когда-то она лечила. Часто врагом номер один становится тот врач, который насильно госпитализирует пациента в психиатрическую лечебницу. Мы, кстати, с Лидой проверяли - за два года работы Аля никого не перевела из нашего цивилизованного стационара в настоящий дурдом, а ленинградская ее практика тут не в счет - ведь она даже фамилию поменяла. Другое дело, что к нам нередко попадают люди чересчур чувствительные, которым трудно приспособиться к стрессу, а потом выясняется, что это дебют…

- Какой дебют?

- Психиатры называют дебютом начало психического заболевания, Эрик, - вмешалась в их диалог я, решив, что мужчины достаточно пообщались между собою. - Приведу тебе пример: у моей сестры был пациент лет тридцати, Виктор Крестьянкин. Я на всякий случай подробно проработала его историю болезни - он по своему возрасту и статусу (научный сотрудник) мог заинтересовать Алю. Поступил он по поводу конфликта в коллективе: якобы его выживали из лаборатории, не давали ходу его идеям, завидовали ему черной завистью… А на самом деле, как выяснилось, он действительно был изобретателем - но изобретал велосипед. Из тех непризнанных гениев, которые считают, что человечество не доросло до того, чтобы их оценить. Правда, на работе его долго терпели, хотя отдачи никакой от него не получали. А скандал разразился только тогда, когда увидели, как Виктор переливает ртуть из одного сосуда в другой прямо над раковиной в туалете, он чуть не перетравил весь институт… А он даже и не подозревал, что это опасно! Впрочем, тут все было ясно с самого начала. Даже Аля, вечная бунтарка, не сомневалась в диагнозе, хотя, подлечив, его выписали как неврастеника. Но его родные и сотрудники еще долго ни о чем бы не догадывались, если бы через год у него не начался острый приступ болезни и его на «психовозке» не увезли в Кащенко прямо с работы.