Сложив руки на груди, Локон укоризненно глянула на Форта, но тот лишь пожал плечами. Они поняли друг друга – не понадобилась и дощечка.

– Вот это – за борт. – Девушка протянула баталеру бутылку прогорклого масла. – Срок годности давно вышел.

Форт взял у Локон бутылку, которая в его лапах превратилась в пузырек, и оценивающе оглядел, держа двумя пальцами. Они были в изломах и шишках – впрочем, как и все остальные пальцы на руках. Форт казался таким огромным, что Локон каждый раз задавалась вопросом, человек ли он на самом деле. И если да, то сколько в нем человеческого? Понять ее сомнения нетрудно, но шутки шутками, а Форт был человеком на все сто процентов. И еще процентов на двадцать кем-то еще, а кем именно, мне так и не удалось определить.

– Поверь, из муки мы что-нибудь состряпаем, а вот масло совершенно не годится, – сказала Локон.

«Уверен, ты бы очень удивилась, если бы узнала, что́ матросы могут мне предложить в обмен на это масло», – написал Форт и припрятал бутылку.

Локон и Форт стояли посреди камбуза, который был ненамного больше баталер-камеры. По его периметру почти сплошь – с перерывом на дверь и печь напротив нее – тянулась столешница, а под ней располагались многочисленные шкафчики.

– Вот, держи. – Локон катнула по столешнице миску с орехами кулу. – Растолки их.

«Растолочь?»

– Да. В ступке толки, чтобы не потерять ни капли масла. Орехи кулу очень жирные, и мы этим воспользуемся, раз уж масло никуда не годится.

Форт пожал плечами и приступил к работе, пока Локон возилась со сковородками, пытаясь соорудить нечто вроде пароварки.

– Это для того, чтобы все равномерно проварилось, – заметив удивление на лице Форта, объяснила девушка. – Пар для таких целей подходит идеально.

«Но разве мы не хлеб собрались печь?»

– Хлеб, но только ореховый, – ответила Локон, просеивая муку и проверяя на плесень.

Тесто из старой муки – еще куда ни шло, но из заплесневелой? Нет, это уже ни в какую печь не лезет. К счастью, мука оказалась сухой и достаточно чистой.

– С обыкновенным хлебом нам лучше не связываться. От старой муки плохо никому не станет, но вкус у нее дрянной. Поэтому нужно добавить что-нибудь для улучшения вкуса. Думаю, кулу отлично подойдут. Кроме того, ореховый хлеб можно готовить на пару.

Форт поверил ей и продолжил молоть орехи.

В течение часа Локон полностью освоилась и вспомнила все, что умела. Сколько раз она готовила для семьи, пользуясь только тем, что удавалось раздобыть. За приготовлением еды – хоть и совершавшимся теперь в масштабах гораздо более значительных – девушку охватила знакомая умиротворенность.

Локон очень надеялась, что родители справляются без нее. Она все собиралась написать им, но кругом творилась такая невообразимая кутерьма… А ведь сама, прежде чем покинуть Скалу, не считала зазорным упрекать Чарли за то, что так редко ей пишет! Если морские приключения Чарли хоть отчасти похожи на ее собственные, то это просто чудо, что он выкраивал время для писем.

Форт не пытался скоротать время за праздной болтовней, и если некоторые из вас полагают, будто причиной тому его глухота, то, уверяю, вы заблуждаетесь. Я знаю немало глухих, которые жестикулируют так, что дадут фору любому болтуну. Форт внимательно следил за каждым движением Локон. Она же никак не могла угадать: то ли баталер пытается перенять у нее опыт, то ли в чем-то ее подозревает.

Девушка неуверенно достала из печи пробную буханку, отрезала краюху и предложила Форту. Тот принял хлеб на ладони, внимательно осмотрел, понюхал, а затем попробовал на вкус и…

…зарыдал!

Подобная реакция способна повергнуть в панику даже маститого искусника. Внезапный плач исключает бесчисленные варианты интерпретации поведения реципиента, оставляя только два. Первый возносит мастера до небес, а второй низвергает в пучину отчаяния. И на какое-то мгновение, предшествующее моменту истины, возникло двойственное состояние квантовой системы. Иными словами, в тот миг оба варианта показались Локон равновозможными. И люди еще удивляются, отчего это искусники такие выпивохи!

Но вот Форт потянулся за вторым куском, и Локон облегченно выдохнула – да так, что могла бы, наверное, надуть паруса корабля. Она вернулась к столешнице, чтобы разрезать тушку чайки – к счастью, свежую – для начинки пирогов. Но не успела приступить, как Форт дотронулся до ее плеча.

«Как тебе это удалось? – написал он. – Я пристально следил и не заметил мухлежа».

– А разве можно смухлевать, когда готовишь?

«Запросто! Использовать секретные ингредиенты, например. Ну или просто взять и подменить испеченный хлеб приготовленным заранее».

– Ты всегда такой подозрительный?

«Не забывай, я баталер пиратского корабля».

– Что ж, смею тебя заверить, никаких подмен я не совершала, – сказала Локон. – И никаких секретных ингредиентов или трюков. Только опыт и находчивость.

Форт взял третий кусок.

– Сколько, по-твоему, будет стоить ежедневная готовка подобного ужина? – спросила Локон, нарезая мясо.

Форт выпрямился, оглядел Локон и лукаво улыбнулся.

«Ого, да ты вздумала поторговаться?»

– Когда ты взял третий кусок, торг, можно сказать, начался.

Форт задумался, недооблизав палец, а затем написал:

«Ты же говорила, что нет никакого мухлежа?»

– Да неужели? – хмыкнула Локон. – Что-то не припоминаю. Я всего лишь заявила, что хлеб не подменяла и секретных ингредиентов не использовала. Хочешь еще кусок?

Следует заметить, что в ходе этого разговора Локон испытывала пусть и слабое, но чувство вины. Она хотела понравиться Форту, а с друзьями, по ее мнению, не торгуются и уж тем более на них не наживаются.

Локон уже достаточно долго наблюдала, как Форт ведет себя с другими членами экипажа. И назвать его эгоистом язык бы не повернулся. Форт не только ее спас тем, что помог забраться на палубу, но и не дал умереть с голоду в первые дни. Казалось, он никогда никому не отказывал. Молчаливо снабжал экипаж лекарствами, обувью и прочими необходимыми вещами. Дуги знали, что у него всегда можно разжиться колодой карт. И крайне редко Форт брал взамен вещь, равноценную той, что отдавал.

Однако с такими людьми, как Энн и Салэй, Форт торговался яростно даже за самую дрянную мелочовку. Даже за те предметы обихода, что полагались им с корабельного склада по умолчанию. Локон догадалась, что Форт, как и ее тетушка Глорф, имеет привычку торговаться до последнего, потому что очень боится продешевить и выставить себя в глупом свете.

Но догадка Локон противоречила действительности точно так же, как противоречит узусу языка выражение «в глупом свете». И тем не менее результат получился удовлетворительным, а моя мысль – вполне понятной вам. Потому