– Ленка, – высунулся из окна старик, – зовигостью в дом! Да чаю ей набуровь! Эх, всему тебя учить надо... Ну, шкандыбайтев залу!

Владя посмотрела на меня.

– Вас не затруднит зайти? А то папа неотстанет.

– С большим удовольствием, – абсолютно честноответила я.

Горница Владлены напоминала чистотойоперационную, а дедушка, восседавший у большого стола, был наряжен в белуюрубашку.

– Небось о парнях поболтать охота? – хмыкнулон, беря газету. – Говорите, не смущайтесь, а я о политике почитаю. Ленка, гделупа?

Владя вынула из буфета круглое увеличительноестекло в пластмассовой оправе с длинной ручкой.

– Вот, папа, держи.

Дед углубился в изучение прессы.

– В деревне была только одна Нинка Косая? –вернулась я к интересующей меня теме.

– Ну да, – кивнула Владя, – второй такой ненужно. Прежде она тихо жила, не скандалила. Придет – деньги клянчит, а еслипрогонят – уйдет. Вот Семен, ее муж, буйным хулиганом был, мог окна побить илиножом пырнуть. Плохо он кончил – посадили его, уж и не вспомнить, в каком году.

– Давно это было, – внезапно сказал дед, –Ванька наш только в школу пошел, как Сенька Родионова зарезал и на зону уехал.С тех пор Нинку и подхватило квасить. Она и раньше за воротник заливала, апосле Семеновой посадки вразнос пошла.

Я покачала головой.

– Бедная женщина!

– Незачем ее жалеть, – обозлился дед.

– Ну как же! – театрально удивилась я. – Детив Анголе погибли, потом дом сгорел... Не всякий такой удар судьбы вынесет. Одноутешение, внук хороший вырос! Бизнесменом стал.

Владя со стуком поставила на скатерть краснуюкружку.

– Вы о ком говорите? – с изумлением спросилаона.

Дед отложил газету и уставился на меня.

– У Нины был сын. Или дочь, я точно не знаю.Ребенок стал дипломатом, работал в Анголе, там погиб, а его сын, Паша, вернулсяк бабушке. Внук в школу ходил, у Нины сгорел шикарный трехэтажный дом, пришлосьей переехать в сарай.

Владя засмеялась.

– Кто же такой сериал придумал, от когоновости?

– От Паши Брыкина, – с невинным видом заявилая. – Понимаете, он наш начальник, генеральный директор, скоро будем праздноватьгодовщину основания фирмы, вот мы с коллегами и решили сделать Павлу сюрприз –фотоальбом о родной деревне Гоптево и жизни его бабушки Нины. Честно говоря, мыдумали, Косая – это фамилия, а не прозвище.

Дед закашлялся, отложил лупу в сторону.

– Хочешь правду расскажу?

– Папа, – укоризненно перебила отца Владя, –не надо.

– Не твое дело! – фыркнул старик. – Пашкапришлый, он сюда с неба свалился и внуком Нинки назвался. Только он ей никто,это так же верно, как то, что меня Степаном Митричем зовут.

– Отец! – попыталась остановить его дочь.

– А нечего брехать! Дом у ней сгорел... Вот ужвраки! – распалился Степан Дмитриевич.

– Не было никакого дома? – подначила я деда.

– Тю! – махнул рукой Митрич. – Можешь к оврагусходить и полюбоваться на постройку. Мало она с тех пор переменилась – дваокна, дверь и крыша до земли свисла. Да еще стоит в красивом месте: сзадиовражина, куда вся деревня еще со Второй мировой войны мусор таскает, спередиречка, от нее сырость, комары и шум. Там мостки сделали, бабы белье полощут,дети в воду сигают. Сколько раз Нинка из окна орала: «Уйдите вон, отдыхатьхочу, это мой причал, на моем берегу». Да народ плевать хотел на ее вопли.

– Трехэтажный каменный особняк не горел? –тупо спросила я.

– В Гоптеве самое большое здание школа, вотона из кирпича, – пояснила Владя, – остальные дома – деревянные избы. Народ тутбедный, мало зарабатывает, ничего шикарного не имеет.

– И родственников-дипломатов у Косой не было?

Митрич хлопнул себя по бокам.

– Нинка еще бы сестрой Брежнева назвалась илиВалентиной Терешковой!

– Но внук-то был, – напомнила я, – жил у нееПавел Брыкин.

– Пашка-то? – прищурился дед. – Был такой жукнавозный.

– Папа! – воскликнула Владя. Потом посмотрелана меня: – Простите отца, он порой не понимает, что говорит.

– Замолчи! – Митрич стукнул кулаком по миске скрыжовником. – Взяла моду дурака из отца делать! Ну-ка вспомни, почему тебя вВетеринарную академию приняли и стипендию предоставили? В общежития толькоиногородних селили, подмосковные туда-сюда на электричке мотались. Отчего тебесразу место нашлось? За красивые глаза? Или, может, школу ты с отличиемокончила? Нет! Папа ордена-медали нацепил и к ректору на прием попер: «Помогитедочери ветерана!»

– С тобой невозможно разговаривать, – покачалаголовой Владя.

– Лучше слушай отца, – загудел Митрич. – Я ещене идиот, память имею острую. Гостья-то из милиции! Верно?

Я растерялась, а Владя укоризненно сказала:

– Папа, что за идеи тебе в голову лезут?

– Сам в органах служил!

– Ты состоял во вневедомственной охране,магазин на станции стерег, – уточнила дочь.

– Оружие имел, жуликов ловил. Вы же припогонах? – Митрич уставился на меня немигающими глазами. – Хоть я и дед, но взаблуждение меня не ввести!

– Вы правы, – кивнула я, раскрыла сумку ивынула удостоверение.

– О! – подскочил он. – Что я говорил?

– Но как ты понял, папа?! – поразилась Владя.

– Опыт не пропьешь, – гордо ответил дед. –Из-за Пашки пришли? Он опять кого-то утопил? Вас как зовут?

– Полковник милиции Евлампия АндреевнаРоманова, – представилась я старику.

Митрич встал.

– Гвардии сержант Антонов. Имею награды –ордена и медали за войну, грамоту за безупречную службу в мирное время.

– Садитесь, – приказала я.

– Есть! – отрапортовал дед. – Служу СоветскомуСоюзу!

– Можете рассказать что-нибудь о ПавлеБрыкине? – поинтересовалась я.

Митрич откашлялся.