Так что до нормальной цены без надбавок за срочность я доторговалась и хотя оставила возможность заработать на заказе, подписывающий документы Нулишарх посетовал:

— А ведь каким вы милым драконом вначале были, господин Халэнн, так приятно дело было с вами иметь, а сейчас власть получили и не помните о простых подданных, последнее забрать хотите.

— Если бы я хотел забрать последнее, — я вложила листы своей копии договора в подаренную Нулишархом папку, — то вы бы это подписывали на крыльце изъятой у вас конторы, и идти бы вам было некуда, и счетов на ваше имя в имперском банке не осталось бы.

Выражение лица Нулишарха, его жёлтых волкооборотнических глаз было бесценно, но он всё же нашёл в себе силы улыбнуться:

— Вы правы, господин Халэнн, вы правы: вы чудной щедрости дракон, с вами очень приятно иметь дело, и я лично прослежу, чтобы заказ исполнили как можно быстрее.

С документами и мечом я вернулась в ИСБ, сразу спустилась на склад к Лабиусу, уверила его, что новое поступление брони и амулетов будет скоро, заодно сдала меч на хранение в изоляционный ящик — в одном из таких лежал Жаждущий, когда потребовалось доказать, что он не завладел моим разумом.

Стоило мне оказаться в кабинете, пришёл Миллорион. Покрасневшие уши выдавали крайнюю степень его смятения и негодования.

— Я увольняюсь! — с порога заявил он и шмыгнул носом с чернильным пятном. — Это просто невыносимо, я увольняюсь!

Неожиданно…

— Присаживайся, — я взяла его за локоть и подвела к дивану. — Садись-садись.

Не ожидавший такого резкого сближения Миллорион икнул и рухнул на диван. Эмоции взяли верх, и он облокотился на колени, уставился в пол и стал жаловаться:

— Они невыносимы! Эти аристократы, особенно драконы! Все требуют к себе особого отношения, охрану, объяснений, грозятся мне всякими ужасами. Все ведь знают, что на самом деле я просто секретарь, просто секретарь! И давят! И взятки обещают! А как я на вас, драконов, повлиять могу? Вы же мне голову от… от… — Он всхлипнул и выдавил. — Откусите! Я же просто секретарь, а не заместитель, я ничего не решаю!

Порывшись в нижнем ящике стола, я отыскала коробку подаренных мне Элором конфет, открыла, сбрасывая стазис, и подошла к дивану, вручила конфеты несчастному эльфу.

— Спасибо, — Миллорион снова шмыгнул носом, забросил в рот сразу три немаленькие конфеты и принялся жевать, невнятно выдавливая звуки: — Со-фести у них-ф нет-ф.

— Ты прав, — согласилась я, не зная, что с ним делать: вроде и отпустить надо, но самой заниматься его частью работы мне совершенно не хотелось, а он в ней хорошо разбирался, заменить его просто некем. — Совести у них нет совершенно, но ты же не можешь так просто сдаться.

— Могу! — сквозь конфеты возразил Миллорион. — И хочу.

Это грозило стать проблемой. Вздохнув, я присела рядом с Миллорионом, похлопала его по плечу:

— Не…

Именно этот момент Элор выбрал для того, чтобы войти в мой кабинет. Мрачно осмотрев живописную картину, — я чуть не в обнимку с Миллорионом кормлю его подаренными Элором конфетами, — Элор мрачно спросил:

— Что происходит?

— Я увольняюсь! — выпалил Миллорион.

— Он увольняется, — пояснила я.

Ответили мы с Миллорионом одновременно, и почему-то Элора это ещё сильнее разозлило, хотя я руку с плеча нашего фактического секретаря быстро убрала.

— Что ж, это крайне своевременное решение, — процедил Элор, очень недобро глядя на свои конфеты в подрагивающих руках Миллориона.

У Миллориона дрогнули губы, а я сильнее хлопнула его по плечу и велела:

— Покушай конфет и никуда не уходи, — поднялась, многозначительно и совсем недобро глядя на Элора. — Мы сейчас обсудим твоё крайне несвоевременное решение и вернёмся.

Элор переводил взгляд с меня на Миллориона. Я вытащила из коробки дарёную конфету и, забросив в рот, неспешно жуя, отправилась на выход. Кажется, этот маленький жест принятия подарка чуть примирил Элора с увиденным. Думаю, у него голова уже включаться должна, но следовало немного закрепить в ней мысль, что я на мужчин не бросаюсь, даже на таких смазливых, как Миллорион.

После выхода Элора свой кабинет я на всякий случай заперла и направилась прямиком к нему, в последний момент сообразила, что надо Элора первым пропустить — он же мой сюзерен и всё такое. Избранность плохо влияет на моё поведение и конспирацию.

— Проходи, — Элор указал на дверь, предлагая мне зайти первой.

Вошла, и магические сферы загорелись, озарили его рабочий стол и непривычно пустые витрины. Без перьев в кабинете было… пусто. И как-то слишком не так. Закрывший дверь Элор тоже остановился, обозревая подготовленный к эвакуации кабинет.

Я развернулась — и попала в его объятия. Элор прижал меня к груди, к холодным золотым пуговицам мундира, зарылся пальцами в мои волосы. Он пах раскалённым металлом, но и сладкого запаха корицы было слишком много.

— Знаю, глупо тебя ревновать ко всем подряд, и всё равно ревную, — тихо признался Элор.

— Ты представляешь, сколько проблем у нас появится, если Миллорион сейчас уйдёт? Пусть он не боевик, трусоват и умом не блещет, но бумажки разбирать — это его. Его это! Он прекрасно справляется со своей службой, ты мог нормально отреагировать на его заявление? Мог…

Элор отстранился, сжал моё лицо в ладонях и наклонился, прервал все мои возмущения поцелуем. Губы его были лихорадочно горячими, твёрдыми, жадными. Язык властвовал в моём рту, и хотя я старалась не отвечать, напор был слишком силён, он почти не оставлял мне выбора, кроме опасного — прикусить Элору язык, но так можно пустить ему кровь. Конечно, добровольность принятия важна для запуска ритуала брачной магии, но… вдруг магия примет мой укус за согласие?

Так что я старалась просто не двигаться. Не думать о том, как горячие пальцы снова зарываются в волосы, придерживают затылок, направляя движения моей головы, не думать о жаре тела Элора, о кружащем голову сладком запахе корицы. Я старалась быть подчёркнуто равнодушной, не давать поводов продолжать этот болезненный поцелуй, больше похожий на попытку много дней изнывавшего в пустыне путника напиться из кувшина такой драгоценной влаги.

Отпустив меня, Элор тяжело вздохнул и посмотрел в лицо. Зрачки заняли почти все радужки, глаза лихорадочно блестели.

— Ты сводишь меня с ума, — сипло констатировал Элор, и он даже не представлял, насколько был прав!

— Ты сам сводишь себя с ума, — возразила я. — Тем, что не хочешь меня отпустить даже теперь.

— Не могу, — Элор верил в то, что говорил. — Я не могу тебя отпустить, просто не представляю жизнь без тебя, не представляю, что могу однажды проснуться, а ты не спишь в соседней комнате, не придёшь на службу, не поможешь мне справиться со всеми делами.